Кирилл Столяров: Палачи и жертвы

Вопрос: Вам известно, что Этингер был переведен в Лефортовскую тюрьму с созданием необычного для него режима?

Ответ: Это неправильно. И Внутренняя, и Лефортовская тюрьма одинаковы, никакой разницы нет.

Вопрос: Вы давали указание о том, чтобы содержать Этингера в особых, опасных для его жизни условиях?

Ответ: В каких особых?

Вопрос: В более жестких, чем всех остальных? Ведь Этингера поместили в сырую и холодную камеру.

Ответ: Ничего особенного здесь нет, потому что он — враг. Мы можем и бить арестованных — в ЦК ВКП(б) меня и моего первого заместителя Огольцова неоднократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия к шпионам и другим государственным преступникам, когда это нужно… Арестованный — есть арестованный, а тюрьма — есть тюрьма. Холодных и теплых камер там нет. Говорилось о каменном полу — так, насколько мне известно, пол везде каменный… Я говорил следователю, что нужно добиваться от арестованного правды, и мог сказать, чтобы тот не заводил нас в дебри…»

А теперь об «английском шпионе» Юдине. Историю его дела, на мой взгляд, лучше всего пересказать слогом служебных документов начала пятидесятых годов: Юдин Сергей Сергеевич, 1891 года рождения, русский, беспартийный, сын фабриканта, до ареста — главный хирург Института им. Склифосовского, действительный член Академии наук СССР, взят под стражу 23 декабря 1948 года, уличен в преклонении перед Англией — был избран там членом Королевского хирургического общества, замешан в контрреволюционном заговоре, которым руководил главный маршал артиллерии Воронов. Цель заговора — свержение Советского правительства и передача власти в стране маршалу Жукову.

Парадоксальная ситуация, не правда ли? Агент английской разведки Интеллидженс Сервис замешан в опаснейшем заговоре, а органы госбезопасности, по утверждению Рюмина, не удосужились выяснить, какие террористические замыслы вынашивал предавший родину хирург. И сидящего в «Матросской тишине» Абакумова усердно допрашивают о терроре, задуманном узником Внутренней тюрьмы Юдиным:

«Вопрос: Вам известно, что в определенных материалах разработки Юдина было два агентурных донесения источника «Француженка» о злобных террористических высказываниях Юдина против Вождя народа?

Ответ: Я этих материалов не знал и не знаю.

Вопрос: В донесении от 27 ноября 1934 года «Француженка» сообщала, что Юдин заявлял: «Если бы, например, этот… (следует ругань в адрес Вождя народа) был болен и меня случайно позвали бы к нему, я бы сделал все возможное… (далее следует циничное выражение), чтобы он погиб поскорее». Что вы на это скажете?

Ответ: Впервые слышу…»

Не менее категорично Абакумов отрицал и террористические намерения других лиц, упомянутых в доносе Рюмина. Слуцкий, Гуревич и остальные члены группы «СДР», объяснил Абакумов, являлись учащимися 9–10 классов или же студентами–первокурсниками, им было по 15–17 лет, они, в основном, дети репрессированных, способные только на болтовню. Однажды кто–то кому–то сказал, что хорошо бы убить Маленкова, раз он такой ярый антисемит, вот и все. Серьезных террористических намерений у них не было и быть не могло. А про Гаврилова с Лаврентьевым вообще не о чем толковать: арестованные были педерастами, американцы, с которыми они якшались, — тоже педерасты, и вся связь у них была, главным образом, на этой почве. Достаточно поглядеть на них — больные люди.

Сейчас, когда с той поры минуло сорок с лишним лет и мы достоверно знаем, что профессор Этингер и в мыслях не держал уничтожение Щербакова, что выдающийся советский хирург Юдин не имел ничего общего с английскими спецслужбами, не говоря уж об участии в мифическом заговоре маршалов Жукова и Воронова, и что террор в деле «СДР» мог пригрезиться только сверхбдительным кретинам, чрезвычайно трудно поверить в реальность описанных здесь событий. Между тем все было именно так. И если я ненароком что–то упустил, то эта недосказанность объясняется исключительно издержками, неизбежными при сокращенном пересказе подлинных документов.

Надо сказать, что силы при допросе оказались неравными. Заместитель Генерального прокурора Мокичев был правоведом высшей квалификации с аттестатом профессора, тогда как, напоминаю, образовательный багаж Абакумова ограничивался четырьмя классами начальной школы. И все же у меня исподволь сложилось впечатление, что в протоколах допросов их следовало поменять местами — уж больно все это похоже на диалог профана с жестким, вполне компетентным собеседником.