Василий Ян - Голубая сойка Заратустры

Даже в эти страшные дни, несмотря на вторжение в Бактру врагов, жрецы не покинули храма, и, как обычно, сизый дым извилистыми струйками поднимался к ясному бирюзовому небу.

Александр, приближаясь спокойным, уверенным шагом, увидел на ступеньках храма ряды жрецов и их учеников в длинных белых одеждах. Подняв над головой руки с выпрямленными ладонями, точно для защиты от подходивших завоевателей, все они пели стройным хором протяжную, заунывную молитву.

Увидев блиставших оружием необычайных чужеземцев, жрецы прекратили пение, опустились на колени и склонились ниц.

Александр остановился в нескольких шагах:

- Переводчик! - сказал он отрывисто.

Приблизился старый грек, бывший купец из Эфеса, знавший языки многих народов Персии. Вместе с ним подошел и молодой философ Каллисфен, афинянин, племянник ученого Аристотеля. Он держался с Александром свободно, как равный, говорил с ним запросто, на правах товарища его юношеских игр:

- Вот Восток, со всей своей многовековой мудростью и знаниями, склонился перед Западом, принесшим новую эллинскую мысль, - гением воли, смелости и грядущего мирового величия.

Гефестион добавил:

- Феб и Арей оказались сильнее Ормузда и Аримана.

Александр усмехнулся и сказал через плечо переводчику:

- Спроси, кто у них старший жрец? Пусть он подойдет ко мне. А всем остальным прикажи покинуть храм и ждать решения своей судьбы в этой платановой роще.

Переводчик подошел к стоявшим неподвижно перепуганным жрецам. Они выпрямились. Один выступил вперед. Высокий остроконечный колпак из шкуры белого барашка покрывал его седую голову. Он опирался на длинный посох с золотым крючком наверху. Все остальные жрецы, снова затянув заунывную песню, медленно направились парами в глубь рощи.

Главный жрец приблизился к Александру шаркающей старческой походкой. Из его потускневших глаз стекали крупные слезы и застревали в длинной седой бороде. Сухие, узловатые старческие руки, державшие посох, дрожали.

- Давно ли существует этот храм? - спросил македонец.

- Много столетий. С той поры, когда еще жил под лучами солнца наш великий учитель, мудрейший из мудрых, кроткий и всезнающий Заратустра.

- Много ли книг он написал?

- Много. Но еще больше написали ученики, слушавшие его поучения.

- Предсказал ли он судьбу своей родины?

- Да. Он говорил не раз и о прошлой и о современной ему жизни, и о грядущих горестях и радостях своей страны. Он все знал и все предвидел.

- Предсказал ли он, что сюда, в это развалившееся государство царя Дария, приду я и покорю его?

- Он и это говорил.

Александр переглянулся с Гефестионом.

- Расскажи, что он сказал обо мне.

Старик грустно покачал головой, и снова из глаз его брызнули слезы.

- Если ты приказываешь, то я скажу. Но это принесет тебе печаль и гнев, а мне гибель.

- Говори, не бойся!

- Всезнающий Заратустра поучал, - и старик продолжал нараспев, как привык читать священные книги, а переводчик сейчас же переводил его слова:

"...Настанет черный день страшнее ночи.

От слез твоих, народ, погаснут очи.

Законом станет меч в руке врага.

Приедет он с глазами Аримана,

Жестокий враг на вороном коне.

Сгорят и дети и жена в огне,

И ты пойдешь один равнинами Ирана,

И будет прах везде, развалины и кровь..."

Заметив, как стало вздрагивать плечо Александра, Гефестион быстро подошел к старому жрецу и рукой прикрыл ему рот. Он обратился к Александру:

- Наверное, ты захочешь посмотреть храм этих огнепоклонников?

- Да. И пусть этот старый безумец мне покажет жертвенник вечного огня и покои Заратустры.

Переводчик и Каллисфен, поддерживая старика под руки, пошли вперед. Александр с Гефестионом, следуя за ними, поднялись по истертой витой каменной лестнице и достигли площадки на крыше храма.

На мраморном жертвеннике горел огонь. Два жреца вылезли, трясясь от страха, из ниши и стали подбрасывать в огонь мелко нарубленные можжевеловые ветки и смолистые корни.

С крыши храма было отчетливо видно, как по кривым, запутанным улицам и переулкам города проезжали вооруженные всадники, гоня толпы людей, нагруженных домашним скарбом, как пылали в клубах черного дыма бесчисленные дома с плоскими крышами, как на них метались люди и отчаянно кричали, воздевая руки к небу.

Александр равнодушно спросил:

- А что случится, если священный огонь на жертвеннике погасить?

Старый жрец ответил:

- Тогда люди жестоко пострадают от гнева оскорбленного бога Ормузда. Это уже было. Однажды мы недоглядели. Страшная буря разметала угли и дрова на жертвеннике. Потоки дождя залили огонь. Мы горячо молились, прося прощения за свою нерадивость, и снова нам помогла милость всепрощающего бога. Раздался страшный раскат грома, и молния, расщепив старый кедр, зажгла его, как факел. Мы сберегли этот священный огонь небесного гнева, и с тех пор он горит опять днем и ночью... Теперь ты пришел затушить его и погубить нас...