Интересно, что европейские современники Ярослава демонстрировали противоположные тенденции {270} 270 Хотя некоторые исследователи видели типологическое сходство «ряда» Ярослава с «завещаниями» Бржетислава I (1055) в Чехии и Болеслава III (11138) в Польше (Пресняков 1993. С. 35–41), в настоящее время, как показывают исследования А. В. Назаренко, оно представляется не столь очевидным.
: чешский князь Бржетислав I (1034–1055) ограничился тем, что разделил между тремя сыновьями только Моравию {271} 271 Козьма Пражский. С. 123 (Пер. Э. Г. Санчука).
, в то время как старший его сын Спитигнев II (1055–1061) унаследовал княжеский престол в Праге. По утверждению «Чешской хроники» Козьмы Пражского, умирающий правитель Чехии объяснил свое решение представителям аристократии тем, что «так уж пошло от сотворения мира и от начала Римской империи, так уж продолжается и до нашего времени, что любовь между братьями — явление редкое… Вот почему, чем более могущественными и сильными я вижу своих сыновей, тем худшее [будущее] предчувствую своим великим духом», поэтому «верховное право в нашем княжестве будет всегда получать старший по рождению среди сыновей моих и внуков и что все его братья и те, кто происходит из княжеского рода, будут под его властью», ибо «если княжеством не будет управлять самодержец, то дело дойдет до того, что вы, вельможи, погибнете, а народу будет нанесен большой ущерб» {272} 272 Там же. С. 121.
.
Разумеется, этот текст не более достоверен, чем «ряд» киевского князя. Как отмечает А. В. Назаренко: «Вряд ли приходится сомневаться, что в настоящем его виде завещание Бржетислава I является плодом литературного творчества самого Козьмы Пражского. Распознать существо династической реформы Бржетислава I, если таковая действительно имела место, за риторической пеленой, наброшенной стилизованным изложением Козьмы, крайне трудно. И все же ясно, что в завещании имелась в виду какая-то радикальная форма сеньората, коль скоро речь идет о „единовластии“ „старшего“» {273} 273 Назаренко 2008. С. 39.
.
Как следует из дальнейшего рассказа «Чешской хроники», Спитигнев II понимал «завещание» отца буквально. Недолго думая, «новый князь отправился в Моравию, чтобы навести в ней новые порядки», которые заключались в том, что «лучшие и благородные мужи» были посажены в темницы по разным городам, а два брата Спитигнева — Конрад и Оттон — отправлены в Прагу, где получили, соответственно, должности главного ловчего и главного кравчего {274} 274 Козьма Пражский. С. 123–124.
. Поэтому эти меры «ничем не напоминают умеренный сеньорат Изяслава Ярославича, каким он виделся Ярославу Мудрому» {275} 275 Назаренко 2008. С. 45.
.
Можно думать, что «самовластье» Ярослава, по крайней мере с формальной точки зрения, было условностью, ограниченной не только родовой традицией, но и нормами права; поэтому, если выражаться современным языком, оно воспринималось летописцами как явление легитимное, то есть не противоречащее религиозным представлениям, в отличие от единовластия «беззаконного» Святополка.
ЧАСТЬ 2
Культ Бориса и Глеба и междукняжеские войны на Руси в последней трети XI века
Историк — человек подневольный. Он знает о прошлом только то, что прошлое согласно ему доверить.
Марк Блок. Феодальное общество (1940)
2.1. Династические традиции Рюриковичей
Согласно «Анонимному сказанию», поиск могил Бориса и Глеба начался после того, как Святополк погиб после поражения на Альте, а Ярослав «принял всю волость Русскую». Это сообщение обычно служит исходным пунктом для вычисления даты первого перенесения останков князей-мучеников в построенную Ярославом церковь в Вышегороде. Конкретная датировка была предложена в «Чтении о житии и погублении Бориса и Глеба» Нестора, который писал, что поиски тела Глеба были предприняты Ярославом сразу по изгнании Святополка и увенчались успехом через год. Буквальная интерпретация сообщения Нестора получила распространение в летописании XV–XVI вв., где поиски тела Глеба относились к 1019 г. {276} 276 ПСРЛ 9. С. 77.
, что, разумеется, не могло не оказать влияние на историографию. В середине XIX в. митрополит Макарий (Булгаков) датировал это событие 1020 г. {277} 277 Макарий 1995. С. 54–55.
А. А. Шахматов, исходя из положения о том, что 24 июля, день освящения церкви и перенесения мощей, мог быть воскресным, предложил сразу две датировки — 1020 и 1026 гг. {278} 278 Шахматов 2002. С. 58. Прим. 3.
Последнюю из них поддержал его ученик М. Д. Присёлков.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу