Джон Бальфур - Османская империя [Шесть столетий от возвышения до упадка, XIV–ХХ вв.]

Харборн отлично соответствовал должности посла. Он обладал спокойной выдержкой, контрастировавшей с взрывным темпераментом Жерминьи, и вскоре смог не только возобновить действие приостановленных капитуляций, но и улучшить их, в плане таможенных сборов, за счет своих соперников. Как патриот, он всегда был готов доказывать величие своей страны. Великому визирю, в то время как противники назвали его простым торговцем, Харборн с гордостью объяснял, что «был знатным лицом высокого ранга, более высокого, чем любой другой из находящихся здесь» и что в любом случае «они не имеют права рассматривать его частное положение, а только величие королевы, его госпожи».

На практике Англия находилась в более выгодном положении по сравнению с Францией, поскольку ее капитуляции были ограничены коммерческими привилегиями, тогда как французские предусматривали также защиту всех христиан и их церквей. Наступил момент, когда султан, в состоянии крайнего религиозного фанатизма, навеянного муфтием, враждебно настроился к христианам и пригрозил превратить все церкви Стамбула в мечети. Протесты Жерминьи и дары ортодоксальных греков предотвратили эту угрозу, но три церкви в Галате тем не менее были закрыты и вновь открылись только после дополнительных подношений. Но когда место Жерминьи занял Савари де Ланкосм, новый посол спровоцировал спор в главном храме, заняв почетное место, предназначенное только имперскому послу. Поэтому храм был вновь закрыт по распоряжению великого визиря, который отказался открыть его до тех пор, пока «господин де Ланкосм не прекратит разыгрывать из себя дурака». Англия приобрела многое из того влияния, которое неумолимо теряла Франция. И теперь, когда Харборна предупредили об антианглийскнх интригах Ланкосма, он смог спокойно и с достоинством заметить: «Я не думаю, что он будет достаточно силен, чтобы оставить меня не у дел».

Но для обеих европейских держав нынешние выгоды оказались скорее экономическими, чем политическими. Вскоре стало ясно, что Османская империя, несмотря на ее военно-морскую мощь, была теперь не слишком склонна ввязываться в вооруженные конфликты в политических интересах и Франции, и Англии. В то время, когда король Филипп в своих атлантических портах явно строил большую Испанскую армаду для вторжения в Англию, Порта оставалась вежливой, но упорно «глухой» к обращениям Харборна относительно морской поддержки, хотя бы в форме отвлекающей атаки турок на испанское средиземноморское побережье. Английский посол уехал из Стамбула в Лондон в конце своей миссии, благоразумно избегая Гибралтарского пролива, прибегнув к поездке по суше, незадолго до отплытия Испанской армады. После того как это произошло, в Порте преобладало мнение, что дни Англии сочтены, и новость о поражении испанцев в 1588 году приветствовалась с некоторым недоверием. Позже в нее поверили, но только после появления в водах Средиземного моря вооруженных английских каперов, сравнимых с берберскими корсарами. Они под видом ведения торговли без разбора нападали на караваны торговых судов Средиземноморских стран. Не в силах контролировать их, английский посол обратился с соответствующей просьбой в Лондон.

Франция также стремилась заручиться турецкой помощью гугеноту Генриху Наваррскому, который занял трон как король Генрих IV, против его внутренних католических врагов, Гизов, поддерживаемых Филиппом Испанским. Султан написал и королеве Елизавете, и королю Генриху, обнадежив их возможным сотрудничеством Турции против испанцев.

Таким образом, существовала надежда, что турецкий флот будет действовать совместно с английским и французским флотами, объединившись в протестантской борьбе против угрозы со стороны «идолопоклоннической» Испании. Преемник Харборна Эдвард Бартон доложил об этом плане министрам королевы. Но то ли из-за скупости султана, то ли действительно из-за отсутствия средств в его казне, но турецкая помощь так и ограничилась обещаниями.

При восхождении на трон султана Мехмеда III в 1595 году королева Елизавета, продолжавшая искать помощи турок против ее католических врагов, прислала султану целый корабль подарков. Среди них были изделия из шерсти, которые встревожили венецианцев, воспринявших это как возможную угрозу их собственной торговле, и тюки другой одежды, которые они злонамеренно объявили испорченными плесенью за время путешествия. Но piece de resistance — самоиграющий орган — был подарком, уникальным по гениальности замысла и сложности конструкции. Его доставил в Стамбул конструктор и создатель — Томас Деллем — человек, пользовавшийся большим уважением за профессиональное мастерство. Султан восхитился игрой органа и другими чудесами, включая куст с черными и певчими дроздами, которые пели и махали крыльями после окончания музыки.