Юрий Алексеев - Закат боярской республики в Новгороде

Запись целовальную привезли обратно на «Паозерье». Новгородский дьяк списал ее

«слово в слово» — ее должен был теперь подписать владыка «своею рукою», да и «печать свою приложити». И посадники от каждого из пяти концов тоже должны были приложить свои печати.

Через день, 13 января, владыка и бояре, житьи и купцы явились снова на «Паозерье». Целовальная грамота была уже оформлена, подписана и запечатана всеми печатями. Начался обряд крестоцелования. «Лучшие люди» принимали присягу здесь же, перед боярами великого князя.

А все Ардове новгородцы целовали крест в четверг, 15 января.

Настал последний день феодальной республики. В этот день в городе уже не собиралось вече. Князь Иван Юрьевич Патрикеев в сопровождении Федора Давыдовича Хромого, князя Ивана Стриги Оболенского и Василия и Ивана Борисовичей Тучков Морозовых явился во владычную палату. После краткого вступительного слова главы делегации на владычном дворе начали приводить ко кресту бояр и житьих, которые не были на «Паозерье». А в каждом из пяти концов великокняжеские дети боярские и дьяки приводили к целованию всех прочих. «Все целовали люди» — даже жены боярские и вдовы, даже «люди боярские» — зависимые от господ слуги.

Три дня спустя новгородские феодалы принесли особую феодальную присягу — отныне они превратились в служилых людей великого князя всея Руси. А 20 января из Новгорода в Москву помчался гонец с вестью, что великий князь «отчияу свою, Великыи Новгарод... привел в свою волю в учинился на нем государем, как и на Москве».

29 января, в четверг на масленице, великий князь въезжает в «свою отчину», отныне полностью, безоговорочно признающую его власть. Под своды древнего храма, построенного сыном Ярослава Мудрого, великий князь впервые вступает как «государь» новгородский. Потом он возвращается в свою ставку.

Четыре недели после «отворения» города стоит великий князь на «Паозерье». Опять к нему является владыка, приезжают бояре и житьи. Опять идут пиры, опять подносят подарки, в том числе диковинное «яйцо струфокамилово» (страусовое), окованное серебром.

Но в Новгороде —не праздники, а будни.

Умирают «старые мужи и жены, и молодые детки»— свирепствует очередная эпидемия, вызванная голодом, холодом, скученностью во время осады. «Выкоплють яму, ино в тую яму два, и три, и десять человек в одну яму» и кладут.

На Ярославовом дворе поселяются наместники — князья Оболенские, Иван Стрига и брат его Ярослав, на Софийской стороне — Василий Иванович Китай Новосильцев и Иван Зиновьевич Станищев. Отныне они будут «дела судебные и земские правити по великого князя пошлинам и старинам». «А владыке новгородскому, опричь своего святительского суду, ни посадником, ни тысяцким, ни всему Новугороду не вступатися ни во что же». И послы, «приехав с иное земли», будут теперь править посольства только к наместникам, «а не владыке, ни к Новугороду».

Наместник князь Иван Стрига изымает у новгородцев «грамоты докончалные, что докончания не было им с великими князи литовскими и с королем». Берутся под стражу Марфа Борецкая с внуком, купецкий староста Марк Панфильев, житий Григорий Арзубьев, да еще Иван Савелков, и Окинф с сыном, и Юрий Репе-хов. Все восемь «пойманных» отправляются на Москву, «животы» их отписываются на великого князя. Новая власть вступает в силу.

Судьба средневекового города, сдавшегося на милость победителя, отнюдь не завидна. Тем более если победитель — глава феодального государства, в глазах которого горожане — не более чем изменники.

Осенью 1520 года, после долгой осады, Стокгольм открыл наконец ворота своему королю и повелителю — Кристиерну II Датскому, В грамоте, скрепленной печатями короля, епископа и государственного совета, горожанам была обещана полная амнистия. В главном соборе Стокгольма на Кристиерна торжественно возлагается корона королей Швеции. Цвет городского общества приглашается в королевский дворец...

Фрагмент памятника Тысячелетию России. Марфа Борецкая.

Ровно в полдень 8 ноября под звуки трубы два епископа, бургомистры, члены городского совета, двенадцать светских аристократов, окруженные палачами и стражей, выводятся на большую городскую площадь... В первый день было казнено около ста человек, на следующий день расправа продолжалась. Три дня по улицам и площадям текла кровь