Игорь Андреев - На пути к Полтаве

Петр прилагал огромные усилия для поддержки единственного союзника. Основные силы русской армии постепенно перемещались в Литву, ближе к Августу. Это открывало возможность при необходимости быстро прийти на помощь к союзнику. Плюс, впрочем, легко превращался в минус. Возросла опасность того, что шведский король настигнет армию Петра. И действительно, зимой 1705–1706 годов Карл решил воспользоваться появившимся шансом. Получив известие, что русская армия расположилась на зимовку в Гродно, король форсированным маршем устремился из Польши в Литву. За 16 суток шведы преодолели 300 километров и вышли к Неману.

Русскому командованию долгое время ничего не было известно о движении неприятеля. Сам Петр, обеспокоенный известием об астраханском мятеже, в декабре 1705 года оставил гродненский лагерь и по зимнику поспешил в столицу. Армия была оставлена на короля Августа, который окружным путем добрался до Гродно и был принят с подчеркнутым почтением. К этому времени Петр окончательно разочаровался в своем союзнике, который проявлял подлинную настойчивость лишь в сердечных баталиях. Но законы дипломатического «политеса» побудили царя ограничиться мягкими упреками за предпочтение Венеры Марсу.

Жест вежливости — передача командования Августу — был сделан еще и потому, что ничего серьезного не предвиделось: считалось, что кампания 1705 года закончилась, а кампания 1706 года еще не начиналась. К тому же появление Августа позволило уладить конфликт между нанятым на русскую службу фельдмаршалом Огильви и Меншиковым. Меншиков был недоволен тем, что фельдмаршал оттеснил его на второй план, и требовал всей полноты власти. Петр щадил самолюбие своего любимца. Перед отъездом он отдал под его начало всю конницу, оставив за Огильви командование пехотой. На деле это означало многовластие, или, если быть совсем точным, безвластие, поскольку Август был командующим номинальным. Но если с этим можно было примириться в спокойной обстановке, то в условиях боевых действий подобный расклад вел к катастрофе.

Известия о приближении шведов пришло в Гродно в первых числах января 1706 года. Но в главной квартире посчитали, что это не более чем слухи, специально распускаемые противником. Особенно самоуверенно повел себя Меншиков, даже не удосужившийся выслать конные партии для разведки. В приближении 20-тысячного шведского войска окончательно уверились только 11 января, когда каролинам оставалось до Гродно всего два-три перехода. Срочно был собран военный совет с единственным вопросом: что делать? Вариант движения навстречу Карлу XII не обсуждался: царь перед отъездом строго-настрого запретил помышлять о генеральной баталии. Огильви предложил обороняться в укрепленном лагере: зимой шведы едва ли смогут оставаться долго на одном месте и отойдут. Русские генералы высказались за отступление, причем скорейшее, пока неприятель не перерезал дороги на Полоцк.

Огильви возразил: во-первых, ему просто претит мысль отступать с армией, вдвое превышающей армию противника; во-вторых, движение в жестокий мороз могло привести к большим потерям, чем пребывание в лагере; в-третьих, из-за нехватки лошадей придется бросить большую часть орудий. Военный совет ни к чему определенному не пришел. Тогда «командующий» Август отрядил гонца Петру, чтобы тот за 450 верст от Гродно принял правильное решение. Этим Август не ограничился. Он объявил о своем намерении привести на помощь саксонскую армию, для чего в ночь на 18 января покинул Гродно, прихватив в качестве конвоя несколько драгунских полков.

Убедившись в том, что русские не собираются выходить в поле, Карл XII принялся осматривать гродненские укрепления. Они оказались на удивление прочными, и король, не имея сильной артиллерии, на штурм не решился. Да и зачем было укладывать в снег прекрасную шведскую пехоту, когда можно было и так запереть русских в Гродно? 15 января шведы двинулись на восток и встали в 70 верстах от Гродно, в местечке Желудки (Жалудки). В результате этого маневра царская армия оказалась отрезана от границ России. Теперь войскам оставалось либо выйди в поле и принять сражение, либо умереть в лагере голодной смертью. Столь мрачная перспектива была вполне реальной: в провианте, фураже и дровах для обогрева скоро обозначилась большая недостача.

Грозная весть о блокаде Гродно застала Петра в Москве. Царь не медлил. Уже 13 января он устремляется назад, к армии. Чувствовал он себя в эти дни как никогда плохо, однако, по своему обыкновению, крепился и даже не стал дожидаться посланного следом доктора. Больше, чем болезнь, донимала государя неизвестность: из Гродно, как назло, не было ни одного нарочного. «Бог ведает, как сокрушаемся о том, что нас при войске нет. Лучше б жестокую рану или болезнь терпели», — сетовал царь, уже готовый к самому худшему известию.