Игорь Андреев - На пути к Полтаве

Старообрядцы же посчитали такое завершение диспута своей победой. Они выскочили на заполненную народом Соборную площадь с криками «Тако слагайте персты!», «Перепрехом, победихом!» (т. е. переспорили и победили). На самом деле не было ни того, ни другого. Оказалось, что вся сила ушла в разговоры. В полках не нашлось охотников ссориться из-за веры с правительницей. Софья вновь прибегла к тактике уговоров, обещаний и наград, внося раскол в стрелецкую среду. Потому, когда ее люди схватили староверов во главе с Никитой, никто за них не вступился. 11 июля голова неистового Пустосвята скатилась с плахи.

Победа над староверами радовала, но желаемой свободы не приносила. Софья по-прежнему пребывала в зависимости от «надворной пехоты». Ситуация осложнялась трениями Софьи с Хованскими, в первую очередь с князем Иваном Андреевичем. Последние не выдвигали никаких политических проектов — борьба шла за влияние, власть, первенство в думе. У современников Иван Андреевич Хованский заслужил прозвище Тараруй — хвастун, пустомеля. Он и в правду не отличался большим умом, зато был необычайно спесив и упрям. Царь Алексей Михайлович часто выговаривал ему за это и в сердцах прямо называл дураком. Однако и обойтись без него не мог, давая ответственные воеводские должности. Похоже, Тишайшего привлекала в Хованском храбрость. Правда, то была скорее безоглядная храбрость простого воина, чем мудрая отвага полководца. Зато она толкала Хованского к действию, порождала инициативу — черту, редкую для военачальников того времени. За эту чаще всего безответственную инициативу Хованского поляки и шведы не раз жестоко били, но и он не оставался внакладе, даже побеждал, заработав репутацию «человека смелого, внушающего отвагу и другим».

Как всякий авантюрист, Хованский был склонен к простым схемам: все трепещут перед стрельцами, стрельцы прислушиваются к нему, значит, все должны трепетать и считаться с ним. Когда царевна Софья распорядилась отставить одного стрелецкого подполковника, Хованский расшумелся, между тем прежде подобное чинить не смели. В запале Иван Андреевич даже пригрозил, «что еще копьям время не прошло». Скорее всего, про копья говорено было без умысла, для острастки. Если бы про это князь думал всерьез, то, разумеется, язык бы придержал. Но с претензиями неуправляемого Хованского приходилось считаться. Тем более что в думе сидели шестеро Хованских. В глазах придворных Иван Андреевич со стрельцами стал олицетворять смертельно опасную стихию, которая неведомо на кого и когда может обрушиться. Жить же в вечном страхе совсем не хотелось.

Правительница воспользовалась подобными настроениями, чтобы положить конец хованщине. Действовала она коварно и расчетливо. В начале сентября царевна вместе с обоими царями покинула столицу. Это сразу же поставило «надворную пехоту» в невыгодное положение. Почувствовав себя вдали от стрелецких слобод в безопасности, Софья осмелела. Она исподволь стала собирать силы для «очищения… царствующего нашего града Москвы» от мятежников, живущих «во всяком безстрашном самоволстве». Одновременно готовился удар и по Хованскому, оставленному на время отсутствия царей управлять столицей.

В середине сентября якобы для встречи посланца украинского гетмана Самойловича правительница вызвала из Москвы в Троицу Ивана Андреевича с сыном Андреем. Схваченные порознь на Московской дороге, они были обезоружены и привезены в село Вознесенское близ монастыря. Суд был скорый, с загодя заготовленным приговором из семнадцати пунктов. Хованские оказались повинны во множестве преступлений, включая такие «великие и страшные дела… чево не только говорить, и мыслить страшно» (это был намек на династические планы Хованских, связанные с желанием «Московским царством овладеть»). Словом, обвинений для смертного приговора оказалось с избытком. Не мешкая, на площади близ Путевого дворца Хованским снесли головы. Произошло это 17 сентября, в именины Софьи. Так царевна отпраздновала свое двадцатипятилетие, получив самый дорогой «подарок» — головы Хованских.

Гибель Хованских вызвала растерянность среди стрельцов. В страхе перед наказанием они раскрыли арсеналы и втащили на стены пушки — приготовились к осаде. Софья в ответ стала собирать дворянское ополчение. Роли переменились. Стрельцы из спасителей царства превратились в бунтовщиков. Теперь уже не они, а правительство прибегло к языку ультиматума. От «надворной пехоты» потребовали разоружения и полного подчинения, после чего «вины их им будут отданы». Стрельцы капитулировали. В декабре правительница с царями вернулась в Москву. Была перевернута последняя страница в затянувшейся истории с воцарением Петра и его брата Ивана.