Дзержинский на посту председателя ВЧК явно не слишком жаловал этот очень активный «латышский» «Партколлектив», посягавший на часть его власти и полномочий. Он часто с мнением этого чекистского парткома не соглашался. Так, осенью 1921 года Дзержинский пошел на конфликт с парткомом и отказался снять с работы исключенного «Партколлективом» из партии начальника войск ВЧК и члена коллегии ВЧК Корнева. Дзержинский резко встал на защиту соратника и обратился в ЦК, решение об исключении Корнева из РКП(б) было отменено, и тот остался на работе в госбезопасности, поскольку, по словам Дзержинского, «у Корнева были ошибки, но партии и делу революции он предан до глубины души».
Лишь после вмешательства ЦК конфликт между руководством и парткомом молодой спецслужбы утрясли, а начавшиеся «красный террор» и активная фаза Гражданской войны потребовали от спорщиков единения. Но уже с этого момента стало ясно, что партком в ВЧК и позднее ГПУ или НКВД – не партком на ткацкой фабрике и у него особая миссия по контролю за неукоснительным соблюдением Лубянкой верности ЦК партии.
Привитые «красным террором»
Что же касается своеобразия внутреннего характера советских спецслужб в послереволюционные годы, то в 1917–1922 годах ВЧК действительно представляла собой очень нестандартный образец спецслужбы в мировой истории, до того не виданной. Достаточно сказать, что большую часть ее работы занимали не оперативные действия, а исполнение репрессий. В некоторых губернских отделах ЧК первые чекисты вообще имели весьма отдаленное представление об оперативной работе, тонкостях контрразведки или следствия, они занимались по большей части массовыми облавами и расстрелами.
В этом плане ЧК отчасти представляла даже отступление от привычного института спецслужб и тайных полиций государств XVIII–XIX веков, когда настоящие спецслужбы и были созданы. ЧК скорее вернулась в этом плане к стихийному розыску и ликвидации крамолы путем массовых убийств, более присущему опричникам Ивана Грозного или нукерам Чингисхана.
Позднее с созданием ГПУ и включением его в структуру Советского государства мирного времени в 20 – 30-х годах ситуация изменилась, и советская госбезопасность во многом вернулась к типовой модели спецслужбы. Но сделанная ей в 1918 году прививка «красным террором» и последующие кровавые годы навсегда поселили вирус жестокости в спецслужбах Советского Союза, беспощадности и подозрительности даже к своим, в 1937–1939 годах было просто резкое обострение этого вируса.
Действительно, расстрелы ведь начались уже в первые месяцы 1918 года. Пусть твердят, что первым официально расстрелянным ЧК в феврале 1918 года стал уголовный бандит по кличке Князь Эболи (настоящая фамилия Долматовский) и его подручные, но много ли времени прошло с расстрела этого бандита до расстрелов политических противников? А первые убитые в начале 1918 года юнкера или священники? А сразу полученное ВЧК от ленинской власти как метод наказания право отнимать продовольственные карточки, что в голодную зиму 1918 года в городах могло стать смертным приговором и без расстрела? А первый расстрел ЧК на фронте отступивших в бою командира Красной армии и его бойцов – это уже в августе 1918 года и еще до «красного террора», когда расстреляли 20 человек в Петроградском рабочем полку? Это было сделано по приказу Троцкого в городке Свияжске, куда полк отступил из занятой белыми Казани, в принципе эти набранные по мобилизации в полк питерские рабочие просто не умели воевать и растерялись, когда на них пошли хорошо вооруженные чешские легионеры и офицеры Каппеля из армии Комуча, а другие красные части начали разбегаться.
А написанная в первые дни работы ВЧК Дзержинским записка в Совнарком в декабре 1917 года: «Мы должны сейчас принять все меры террора, отдать ему все силы! Я не ищу революционной юстиции, юстиция нам сейчас не к лицу! Я предлагаю и требую одного – организации революционной расправы над деятелями контрреволюции!» Многие полагают, террор начался уже с момента основания ВЧК.
«7 декабря 1917 года Совнарком создает Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. И ей придаются неограниченные полномочия вплоть до расстрела на месте. Без всяких судов и следствий. Суд есть лицемерная и бессмысленная буржуазная процедура. Расстрел классово чуждых элементов и контрреволюционеров – просто административная мера. Вводится термин: «Административный расстрел». И ЧК начинает террором и ужасом приводить народ в повиновение. Расстреливают за продажу буханки хлеба и золотого колечка. За то, что нет угля для паровоза: «Саботаж!» За отказ открывать банковский сейф. За неявку на «трудовую повинность»: работники разбегались, и переписанных домкомами «буржуев» строем гоняли на разгрузку дров, расчистку улиц от снега. Да и вообще шлепнуть человека становится парой пустых». [14]
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу