Игорь Симбирцев - ВЧК в ленинской России. 1917–1922 - В зареве революции

Также действовали на западное мнение и эмигрантскую среду первые успешные ликвидации или похищения чекистами белых эмигрантов. Когда в Константинополе отчаявшимся офицером из монархистов был в 1920 году застрелен деникинский заместитель генерал Романовский, начальник штаба Добровольческой армии при Деникине, слывший среди белых либералом, долго никто не мог поверить, что это акт отчаявшегося правого фанатика из той же эмиграции. Считали, что убийцу подослала ЧК, хотя никакие улики затем это не подтвердили, и застреливший генерала Романовского в стамбульском отеле белый поручик Хорузин все же действовал в одиночку и по собственным мотивам.

В целом все это было началом большого взлета советской разведки, только начинавшей первыми внедрениями или силовыми акциями простирать крыла над миром. В этом же 1921 году внутри ВЧК вызревает идея будущих операций «Трест» и «Синдикат», позднее нанесших страшные удары по белой эмиграции. Пока же ИНО ВЧК и Разведупр делали первые пробные шаги за пределами Советской России, но уже отнюдь не робкие шаги.

Говоря о взаимодействии верховной власти и спецслужб от Октябрьской революции до конца Гражданской войны, то есть в ленинский период истории Советской России, можно выделить несколько узловых моментов. Это место новых спецслужб в юном Советском государстве и вопрос их подчиненности власти (партии) в государстве совершенно нового типа, коим являлась в российской истории Советская Россия. Это своеобразный характер новых спецслужб, также заметно отличавшихся от органов тайного сыска России до 1917 года, своеобразие внутренней жизни этих служб. И это вопрос внутренних изменений в советских спецслужбах, прежде всего внутри ВЧК.

Первая проблема места советских спецслужб в государственном аппарате и степени их подчиненности (зависимости) от власти не так часто будоражила интерес исследователей жизни довоенного СССР и первых лет ленинской России, будучи заслонена слегка более эффектными и наполненными фактами другими страницами чекистской истории.

А этот вопрос для советской власти был очень важен. Сама эта власть была принципиально новым видом государственной власти, во многом экспериментальным, не виданным ранее ни в России, ни за ее пределами. И постоянно сама советская власть это подчеркивала, дистанцируясь от старой российской властной традиции.

Поэтому немыслимы были в ленинском государстве никакие Тайные канцелярии или Департаменты тайной полиции, не говоря уж о ставшем нарицательным охранном отделении. Все эти романовские вариации спецслужб были оставлены Советами в качестве жупела истории, олицетворения жестокости царской России, наподобие раз за разом пересказываемой истории с Азефом или выставленной напоказ в Музее революции железной клетки, в которой «царские опричники» везли на казнь Емельяна Пугачева.

Вопросом названия власть не ограничилась, пытаясь поначалу во всем сделать свои службы государственной безопасности и разведки не похожими на службы политического сыска прежней России и иностранных государств. Но вскоре во многом от этого революционного угара пришлось отойти, специфическое дело госбезопасности и разведки не давало слишком много простора для маневров и экспериментов на этом поле, ставя жесткие пределы, за которыми спецслужбы при достижении целей непохожести на «капиталистические охранки» потеряли бы сам смысл своего дела.

Отсюда быстро улетучилась уже к пропитанному кровью «красного террора» концу 1918 года из мечтаний советских лидеров и из голов самых наиболее романтичных чекистов утопия о том, например, что можно вести полноценную оперативную работу внутри страны без опоры на завербованную секретную агентуру (в том числе и платную), опираясь только на сознательных добровольных информаторов из граждан. А ведь такие идеи изначально провозглашали даже многие из высших руководителей новой спецслужбы, но суровая проза жизни вернула и их к реальности.

Вернулись и тайные агенты, и принудительная вербовка шантажом или угрозой расстрела близких, а вскоре постучалась в дверь и полицейская провокация в лучших традициях прежней охранки Российской империи. Уже в 1920–1921 годах на места в губернские ЧК посыпались из Москвы директивы «вербовать агентов в различных слоях общества», «сосредоточиться на вербовке агентуры», «считать работу с агентурой важнейшим направлением работы» и так далее.