Игорь Симбирцев - ВЧК в ленинской России. 1917–1922 - В зареве революции

Неприязнь к Троцкому, которую Дзержинский к этому времени уже перестал скрывать, вылилась в открытую вражду председателя советской спецслужбы к главному начальнику Красной армии. Похоже, от сверхпринципиального и угрюмого «человека в шинели» устали к этому времени все главные товарищи по руководству партией, а имидж возглавляемой им страшной силы ГПУ не добавлял дружеских чувств к нему, заставляя бояться первого чекиста. Считают, что у недоверия Ленина и Сталина к Дзержинскому были и объективные причины, что тот не справился с ролью политика и хозяйственника, завалив доверенную ему работу в Наркомате транспорта и позднее в Высшем совете народного хозяйства (ВСНХ), который ему поручили возглавлять по совместительству с ГПУ в 1924–1926 годах.

Хотя мнения о достижениях Дзержинского на посту главы ВСНХ различны, очевидно, что выдающимся хозяйственником он не стал, да и не мог стать при отсутствии экономического образования. Он и сам не скрывал, что чувствует себя на посту в ВСНХ свадебным генералом и партийным контролером над экономистами, сосредоточившись на руководстве родным ГПУ. Все его предсмертные записки из начала 1926 года посвящены тому, что он в сложных проблемах ВСНХ не разобрался, что ему мешают заместители, что вообще вся эта хозяйственная политика неправильна, а сам Дзержинский просит себя от этой тяжкой для него обузы освободить. Вопрос о достижениях или провалах Дзержинского на хозяйственно-экономическом фронте в роли наркома транспорта или начальника ВСНХ не входит сейчас в нашу задачу, так как не касается спецслужб. Но будем откровенны: великих свершений на этих постах за ним не водится. Апологеты Дзержинского от любви к нему или любви к его иконному образу даже здесь пытаются доказать, что и его работа по руководству ВСНХ была удачной, что Железный Феликс был настолько одарен, что без особого образования и подготовки и в сложнейших промышленных вопросах вдруг стал лихо разбираться. Обычно приводят в пример написанную им летом 1924 года программу развития промышленности в СССР, в ней поставлена задача тотальной индустриализации страны, упор на развитие машиностроения и пресловутого «производства чугуна и стали на душу населения в стране», а также выдвинуто требование единого промышленного бюджета в СССР. Но в целом такую общую программу, да еще по советам специалистов-экономистов, может написать любой крупный чиновник, и единый бюджет с общим планированием в историческом итоге завел экономику СССР в тупик, да и сам Дзержинский оказался здесь принципиально честен, признав во многом свой провал как экономиста и руководителя промышленности огромной страны.

Начиная с 1924 года из-за частых обострений туберкулеза, проблем с сердцем и отлучек в больницу он имеет все меньше власти. Серьезные проблемы со здоровьем у Железного Феликса проявляются уже с 1922 года, он тогда в письме из своей командировки в Сибирь написал жене Софье: «Мое здоровье очень подорвано, по утрам на меня из зеркала смотрит больной и худой человек». Врачи ставили разные диагнозы от серьезных проблем с сердцем до «головной боли неясного происхождения», которую рекомендовали лечить ограничением курения и увеличением продолжительности сна. Точный диагноз заболевания Дзержинского не установлен для истории и до сегодняшнего дня, считается, что он был просто физически изможден и болел всем понемногу. Хотя сердечные проблемы и последствия туберкулеза были реальной угрозой его здоровью.

С Дзержинским повторилась история Ленина – к нему бумерангом вернулось то, в чем обвиняли его самого, – история с умышленной изоляцией Ленина в Горках: Железного Феликса под предлогом необходимости в лечении начинают потихоньку отстранять от власти и в ГПУ, последней для него прочной гавани, детище и деле всей его жизни. Он это понимает и даже жалуется окружающим, все явственнее чувствуя за спиной тени приставленных к нему Сталиным Менжинского и Ягоды, двух своих первых заместителей, многие вопросы решающих уже без него. Так все это и продлится до самой смерти Дзержинского в 1926 году. В 1925 году Дзержинский несколько раз, будучи на лечении, уже постфактум узнавал о каких-то решениях по линии ГПУ, принятых при участии Менжинского взамен его личного присутствия на заседании Политбюро.

В это время он находился в настоящей депрессии. К тому же произошло окончательное отдаление от жены, Софьи Сигизмундовны Дзержинской (в девичестве Софья Мушкат), совместная жизнь с которой давно уже не ладилась, хотя это единственная его жена и соратник еще с 1905 года, со времен варшавского подполья социал-демократов, ждавшая из всех тюрем и эмиграций. С 1923 года Дзержинский часто вообще не ездил ночевать домой, предпочитая спать на раскладушке в собственном кабинете ГПУ на Лубянке или уезжать на служебную дачу. Хотя он в горячие дни 1918–1919 годов тоже часто спал в своем кабинете за ширмой. По одной из версий, называемой исторической легендой, заместитель Дзержинского в ВЧК эсер Александрович давал инструкции чекисту Блюмкину стрелять в германского посла прямо в приемной председателя ВЧК, когда сам Дзержинский спал в считаных метрах от заговорщиков за ширмой.