Игорь Симбирцев - ВЧК в ленинской России. 1917–1922 - В зареве революции

Итак, пока не приведено никаких внятных мотивов ликвидации Дзержинского по приказу Кремля, а о тайном отравлении его мстителями из белого или эсеровского лагеря и говорить нелепо. В борьбе в партийной верхушке в 1926 году Дзержинский отнюдь не главный игрок, а для Сталина он за угрозой со стороны Троцкого и других оппозиционеров и вовсе не заметен. Да и не боролся Дзержинский тогда со Сталиным вовсе, а был полностью лоялен его линии в ЦК, фактически входил в год главного столкновения с троцкистами-зиновьевцами в команду сторонников Сталина.

А намеки на то, что у Дзержинского в ГПУ (спецотделе Глеба Бокия) мог оказаться какой-то страшный компромат на первых лиц государства, и вовсе абсурдны. Ведь в этом случае ликвидация Дзержинского ничего не меняла, а самого Бокия арестовали только в репрессии 1937 года и долго выпытывали у него местонахождение легендарных «тетрадей Бокия» с каким-то якобы компроматом, но так и не нашли. Но даже если бы пресловутые тетради и были, если их все же изъяли у Бокия и уничтожили, это было только в 1937 году, через одиннадцать лет после смерти Дзержинского. Словом, все свидетельствует в пользу не сенсационной и не делающей телевизионные рейтинги, но гораздо более правдоподобной версии: сердце Дзержинского действительно выработало свой ресурс в больном теле и остановилось.

При этом «усталый» Дзержинский оказался самым неизученным, мало кому интересным. В отличие от изучаемого историками компартии яростного борца с самодержавием, в отличие от обожествляемого последователями в КГБ «романтика-чекиста», в отличие от проклинаемого демократами перестройки «маньяка-расстрельщика». Одни руками скульптора Вучетича в 1958 году отлили его в бронзе на Лубянской площади у здания КГБ и долгие годы отливали в истории легенду о великом чекисте с горячим сердцем и чистыми руками. Другие затем в августовскую ночь 1991 года на закате СССР сносили этот памятник и в те же годы яростно ниспровергали исторические пьедесталы Феликса Эдмундовича, слепив антилегенду о маньяке и расстрельщике. А вот «усталый Феликс» из последних лет его бурной жизни для всех словно ушел в тень. В этом печальном образе просто нечего изучать, можно только предполагать. Разочаровался ли он в эти годы во всем социалистическом учении по Марксу, которому принес в жертву свою и массу чужих жизней? Вряд ли. Засомневался ли в конкретном ленинском пути к его торжеству, на котором по приказу Ильича возглавил карательно-расстрельный отряд и не знал пощады к врагу? Вполне возможно. Теперь уже нам точно не узнать этого, в свою фразу «Устал жить и работать» он вложил для истории эту загадку.

Концом этой затяжной депрессии стала смерть «железного человека», наступившая от инфаркта в результате стремительно развивавшейся стенокардии. 20 июля 1926 года он, по обыкновению, с раннего утра уехал в свой кабинет в ГПУ на Лубянке, а затем отбыл в ЦК партии на заседание, собираясь опять вернуться вечером в ГПУ, где у него были назначены приемы нескольким людям, включая только что прибывшего из Тибета художника Николая Рериха. До сих пор исследователи судеб как Дзержинского, так и Рериха спорят, о чем они собирались тогда говорить и какие интересы столь непохожих людей связывали. Высказывается даже версия, что в своих восточных экспедициях странник-философ Рерих мог выполнять особые задания ГПУ и Разведупра Красной армии по поиску оптимальных маршрутов красного похода в Индию и свержения далай-ламы с установлением просоветской власти в Тибете.

Но в тот день 20 июля 1926 года Рерих Дзержинского не дождался, тому стало плохо прямо на заседании ЦК после очередного бурного спора с Троцким и его последователями, он полежал на диване в соседней комнате и попросил отвезти его домой – квартира была здесь же, на территории Кремля. Вернувшись с заседания ЦК к себе домой, Дзержинский на глазах жены Софьи потерял сознание и рухнул на пол, у него случился инфаркт. Бригада врачей пыталась запустить его сердце, но он умер у них на руках.

Так получилось, что в истории Российской империи предшественники Дзержинского, твердо занимавшие место в номинации «Личность во главе спецслужбы», прожили значительно более благополучную жизнь без ужасов многолетней каторги, побегов с нее, пожара революции и кровавого колеса «красного террора». А вот умерли они при более экстремальных обстоятельствах: Толстой при полной опале и лишении всех постов в тюрьме на Соловках, Бенкендорф в пути на борту корабля, Судейкин совсем страшно – забитый ломом террористами на конспиративной квартире, прямо в сортире, с размозженной головой. Да и вполне благополучные и сановные начальники тайного сыска при последнем из Романовых, вроде Хвостова с Белецким, закончили жизнь чекистским расстрелом на Ходынском поле. Бывший в качестве министра МВД главным начальником над царскими спецслужбами Столыпин мучительно умирал в киевском госпитале с пулей террориста в печени. А вот с Дзержинским за безумно бурную и полную борьбы и боли жизнь судьба расплатилась таким на их фоне благополучным уходом из жизни: скорая и естественная смерть в собственной квартире. Здесь же у Кремлевской стены по тогдашней революционной моде Феликс Эдмундович Дзержинский и был похоронен, получив могилу совсем рядом со своей бывшей квартирой в Кремле и у символической стены центра власти в государстве, безопасность которого он девять лет защищал на посту главы ВЧК – ГПУ.