Игорь Симбирцев - ВЧК в ленинской России. 1917–1922 - В зареве революции

Тогда же оперативники Мартынова и Трепалова действительно потрепали криминальный мир столицы, ликвидировав много известных в Москве банд, по большей части возглавляемых авторитетными паханами еще дореволюционной формации. Так была разгромлена банда знаменитого бандита Сафонова по кличке Сабан, за которым долго гонялись еще сыщики царской сыскной полиции. Эта история легла в основу известного советского фильма «Трактир на Пятницкой». ЧК внедрила в банду Сабана под видом прибившегося к ней иногороднего налетчика молодого чекиста Гусева, в итоге вся банда заведена им в засаду и перебита. Сам тайный агент в банде Гусев тоже погиб в этой перестрелке, раненый Сабан вырвался из кольца облавы и ушел, позднее его найдут чекисты в родном Липецке и тоже убьют.

Самого же дерзкого грабителя и убийцу Кошелькова в итоге выследила все та же специально созданная для этого в московской ЧК группа во главе с Мартыновым. В перестрелке легендарный среди тогдашних налетчиков Кошелек был убит чекистской пулей, но осадок у Ленина от его беззащитного стояния перед ночными бандитами остался надолго, отражаясь на его отношении к Дзержинскому. Характерная деталь: изъятый у убитого Кошелькова личный браунинг Ленина Феликс Эдмундович не пошел сам лично возвращать вождю, а отправил отдать Ленину его оружие сотрудника ВЧК Якова Березина – это тоже наводит на определенные мысли. У этого эпизода было потом странное продолжение в истории советских спецслужб. Арестованному в 1938 году чекисту Березину в НКВД предъявят совсем уж дикое обвинение в том, что он двадцать лет назад пришел к Ленину с заряженным пистолетом, а значит, планировал его убийство, и никакие ссылки на приказ Дзержинского обвиняемому не помогут.

Благостные картинки советской истории типа «Дзержинский беспокоится, что Ленин выходит без охраны» или «Ленин уговаривает Дзержинского поехать подлечиться в санаторий в Наро-Фоминске» никак не отражают сложной истории отношений этих двоих людей между собой. Даже постоянные аттестации Лениным Дзержинского как «нашего Робеспьера» или «нашего Дантона» не убеждают в их вечном союзе, особенно если вспомнить судьбу обоих этих деятелей Французской революции, которых сама же революция затем и убила.

Сам Дзержинский действительно до конца жизни преклонялся перед Владимиром Ильичом, после его смерти написал в своем дневнике, что одного его считает идеалом революционера, вот только сам Ленин к моменту своей смерти Дзержинского, похоже, таким идеалом уже не считал.

В любом случае смерть Ленина могла стать еще одним кирпичиком в основание депрессии Дзержинского, длившейся два последних года его жизни. Хотя Маяковский и написал о дне смерти Ленина: «Но тверды шаги Дзержинского у гроба», похоже, жизнь Железного Феликса именно после этого зимнего дня траура всех идейных большевиков окончательно сбилась с твердого шага, отметавшего все сомнения в желании идти дальше.

Дзержинского назначили главой похоронной комиссии, хотя никаких похорон Ленина не было, его забальзамированное тело поместили в наспех построенный деревянный Мавзолей, позднее замененный сооружением из красного мрамора по проекту Щусева.

Сталину Дзержинский тоже так и не стал близок, хотя в первые годы руководства Сталиным страной, они же последние годы жизни Дзержинского, до открытых конфликтов у них не доходило. Периодически они спорили по каким-то принципиальным вопросам, но ни разу не перешли на личности, а даже остро спорить в ЦК партии в те годы еще считалось вполне нормальным делом, а не уделом бесстрашных смельчаков. Внешне и в письмах Сталин подчеркивал свое расположение к Феликсу Эдмундовичу, осведомлялся в конце посланий, как здоровье главы ГПУ. Но практически очевидно, что близким человеком к Сталину Феликс Эдмундович не стал. При нормальных деловых отношениях, при улыбках на совместных фотографиях Дзержинского со Сталиным, при подчеркнутой вежливости в письмах, нет особых свидетельств об их личном и неформальном общении, хотя бы как у Сталина с Молотовым или Кировым.

Когда говорят, что великая легенда и харизма имени Дзержинского уберегла бы его в сталинские чистки, доживи он до их времен, как это произошло с Буденным или Калининым, то в это верится с трудом. Легенду раздули до небес уже после смерти Дзержинского, когда в истории советской госбезопасности понадобилось найти хотя бы один политический идеал после «конфузов» с Ягодой, Ежовым, Берией, Абакумовым. Думаю, в 1937 году его путь вместе с Петерсом, Лацисом, Ягодой и другими «людьми из его шинели» в расстрельный подвал НКВД был просто предопределен ходом советской истории. И вроде бы сам Сталин в кругу ближайших соратников в конце 30-х вдруг заявил однажды, что Дзержинский в душе был всегда близок к Троцкому, и сам Иосиф Виссарионович его подозревал втайне, что тот может в середине 20-х годов все ГПУ поднять на защиту линии троцкистов.