Эрнест Лависс - Эпоха крестовых походов

Королевская власть.Те короли, которые столь удачно и настойчиво руководили завоеванием Испании, приобретали любовь подданных преимущественно своими военными талантами. Государи вроде Бермуда Кастильского и Рамира Арагонского, удалившихся в монастырь, или, в позднейшее время, Санчо Капелло Португальского, слишком преданного своим удовольствиям, не могли рассчитывать на продолжительное владычество над воинственной нацией. К уважению, внушаемому высшим саном, присоединялись авторитет вождя и слава завоевателя. В глазах испанцев король являлся воплощением национального и религиозного реванша. Влияние римского права, сделавшееся столь значительным начиная с XIII в., еще более усилило престиж монархической власти: «Да будет ведомо всем, — говорит Fueroreal, — что жизнь и безопасность короля вверены их охране и их пламенной верности; и да не осмелится никто противодействовать королю и его верховной власти поступком, словом или советом, возбуждать мятеж и вступать в соглашение с его врагами. И каково бы ни было звание человека, совершившего такой проступок, он должен быть признан недостойным жизни и осужден на смерть». Но верноподданство требовало известных ограничений. Сын Фердинанда Святого, Альфонс X Мудрый, в своем за конодательном кодексе, известном под названием «Законов семи частей» (Leyes de las siete partidas), предписывал сво им подданным охранять короля от него самого и от третьих лиц, которые могут увлечь его на ложный путь. Государь, имевший наиболее высокое представление о своих правах, сам ограничивал пределы повиновения.

То же было и в Португалии, и Арагоне. Любопытно, однако, что арагонские короли искали иноземной помощи против своеволия своих подданных. Петр II отправился в Рим принять корону из рук папы и признал себя вассалом святого престола; той же милости просил Хайме I от Григория X, который, однако, потребовал за нее слишком дорогую цену.

В Португалии королевская власть была молодым учреждением, возникшим на поле битвы при Урике среди криков победоносной армии. На кортесах в Ламего Альфонс формально признал, что получил корону от своих подданных. В Кастилии королевская власть всегда пользовалась большим уважением, чем в соседних государствах. В то время, как законы, изданные Хайме I на кортесах в Эксеа (1247), являются лишь подтверждением fueros и, следовательно, сеньориальных и муниципальных вольностей, «Fuero real» и «Siete Partidas» Альфонса X содержат в себе новое законодательство, более благоприятное для королев ской власти. В Кастилии правление рано получает монархический характер, тогда как в Арагоне оно остается аристократическим. Фердинанд Святой, завоеватель Кордовы и Севильи, организует новую администрацию: он собирает вокруг себя совет из двенадцати законоведов, обязанных помогать ему при судоговорении, указывать ему на его ошибки и подавать ему советы в затруднительных случаях. Хотя существование этого совещательного комитета, по видимому, не освобождало его от обязанности спрашивать мнения ricos hombres и епископов, но не указывает ли эта попытка на то, что государь стремился освободиться от кон троля этих исконных советников короны? В управлении областями он заменил графов легче сменяемыми adelantados mayores. В Арагоне Хайме I не мог приобрес ти подобной свободы: ricos hombres и города шаг за шагом отстаивали старые учреждения. Королям Кастилии приходилось бороться лишь с человеческой волей или социальными силами; арагонским королям преграждала путь писаная конституция, в которой были записаны права нации и кото рая ставила предел их могуществу.

Арагонский justicia.Для решения возможных спо ров между короной и нацией в Арагоне, по-видимому, издавна существовала должность посредника, judex medius, о котором упоминает фуэро Собрарбы. Хайме I точно определил функции этого верховного судьи. «Justicia, — говорит один современник, — обязан жить при дворе, пока король не отлучается из Арагона; и здесь, в присутствии государя или — если он отсутствует — по его указу, он должен разбирать дела или выслушивать жалобы; каждый раз, когда ему приходится произносить приговор, последний должен быть обсуждаем королем, епископами и ricos hombres, находящимися при дворе; то, что большинством голосов будет решено вложить в уста justicia, он обязан произнести, нисколько не опасаясь последствий своего при говора, ибо последний постановлен не им, а теми, кому он в этом отношении обязан повиноваться».

Этот сановник, компетенция которого так строго ограничена, очень мало похож на того трибуна или эфора, все гда готового и склонного останавливать своим veto незаконные действия короля, каким его изображают новейшие историки. Justicia назначался королем, притом непременно из среды низшего дворянства, а не из числа членов аристократии. Нужны были очень важные обстоятельства, чтобы он решился оказать сопротивление тому человеку, который вверил ему его сан. Чтобы объяснить себе важность его должности, нам нет надобности превращать его в заклятого противника королевской прерогативы. В самом деле, сановник, произносивший приговоры, не мог долго оставаться простым органом верховного суда. Он естественно должен был обратиться в толкователя и защитника законов. Он являлся посредником в спорах, возникавших между короной и нацией. Будучи призван к поверке приговоров, произносимых различными трибуналами, он решал, действовал ли суд согласно с фуэрос или нет. Без сомнения, он произно сил иногда приговоры, которые король отнюдь не считал услугой для себя. Но этого недостаточно, чтобы придать должности justicia характер явной оппозиции. Великая своеобразность заключалась в том, что ее главной задачей было обеспечивать права каждого против тирании всех, вольности нации — против злоупотреблений власти, благосостояние подданных — против алчности фиска, личную свободу — против произвола церковных и светских трибуналов. Это учреждение делает честь средневековым арагонцам.