Согласие в главном не предполагает, что наши авторы имеют одинаковые суждения относительно каждой из граней личности царя. Утех, кто в целом позитивно оценивает личность Дария, можно отметить иногда весьма серьезные разногласия, например между Дройзеном и Роулинсоном. Первый выступает против Великого царя, который при Иссе "искал спасение в бегстве, вместо того, чтобы искать его в битве, в рядах своих сторонников". То же после Гавгамел: вместо того чтобы снова собрать своих людей и защищать сердце империи, "он страшно путается и впадает в замешательство", потому что "был готов ко всему, чтобы спасти хоть что-то".
Совсем иначе думает Роулинсон, который, полемизируя с одним из своих предшественников (Г. Грот), полагает, что Великий царь вел себя разумно и мудро, и что толкователи слишком часто давали слишком злобное толкование его бегства с поля битвы: "Это было скорее последствием, чем причиной" побед македонцев. Если Дарий бежал после Исса, то не для того, чтобы "добавить несколько месяцев к своей несчастной жизни", но для того, чтобы восстановить армию и снова завоевывать то, что он потерял (стр. 528). Что касается его поведения при Гавгамелах, то можно этого не одобрять, но это не должно лишать возможности "выразить ему полное сострадания уважение, которое мы оказываем обычно при столь великом несчастье". Справедливо, что, если бы царь позволил убить себя на поле битвы, "он был бы окружен ореолом славы", но, в конце концов, добавляет Роулинсон, ссылаясь на примеры Помпея и Наполеона, он не был единственным царем или военачальником, которые не имеют мантии героя (стр. 538)!
Что бы там ни было, успех портрета был длительным. В 1879 году, в своей истории Древней Персии Ф. Жюсти пишет о последнем Великом царе:
"Он был красивым и сильным человеком... Он доказал свое мужество в войне против кадусиев и за это был назначен сатрапом Армении. Не стоит принижать этого принца; если бы ему не пришлось мериться силами с Александром, он стал бы, согласно многим сообщениям, превосходным руководителем. Он был смелым человеком, способным бороться до конца, но его предали" (стр. 130).
Со своей стороны, как и многие другие, А. М. Куртей сочувствует несчастной судьбе человека, который "за очень короткий отрезок времени был сброшен с высот человеческого величия в самые глубины несчастья - человек, который мог бы стать украшением более мирной эпохи [в качестве] доброжелательного, но слишком слабого и апатичного деспота, неспособного должным образом противостоять столь жестокому кризису - царь, который был бы счастливее, если бы он не властвовал" (1886, стр. 150).
Похожее мнение мы обнаруживаем в персидской истории генерала Перси Сайкса, первое издание которой появляется в 1901 году:
"Этот последний член известного рода вызывает некоторую симпатию. Он заработал репутацию отважного человека во время кадусийской кампании, убив множество врагов в ходе личных поединков, за что и был назначен сатрапом Армении. Его характер намного более благороден и менее порочен, чем у любого из предшественников, и если обстоятельства царствования были обычными, он мог бы царствовать со славой. К несчастью для него, на Западе образовалась новая власть, руководимая самым великим воином своего времени, и Дарий, даже при поддержке всех ресурсов империи, согнулся и пал при появлении Александра Великого... Он был, разумеется, много способнее, чем большинство его предшественников" (стр. 233, 245).
Почти в неизмененном виде эта оценка быстро разошлась при помощи авторов учебников древней истории, например учебника Джоржа Вебера, переведенного на французский язык в 1883 году:
"Дарий Кодоман, человек доброго нрава, отмеченный отвагой и многими личными достоинствами, получил царский титул. Он освободился от жестокого Багоаса и правил затем с такой умеренностью и справедливостью, с какой позволяли трудные обстоятельства; поэтому много благородных греков, решивших ускользнуть от македонского деспотизма, перешло на службу в армию персов. Но конец великой монархии стремительно приближался. Дарий должен был искупить преступления своих предшественников" (стр. 238).
Как не вспомнить и о "Древней истории народов классического Востока" Гастона Масперо (1889)? В ходе обобщения материала, на основании вдумчивого чтения авторов XIX века, почитаемых авторитетами, Масперо возродил модный тезис, который он высказал блестящей прозой. Как и множество других, он открывает свое описание Дария напоминанием о его подвигах в войне с кадусиями, а затем, в свою очередь, дает комментарий, неутомимо передаваемый из поколения в поколение:
Читать дальше