Вольдемар Балязин - Семнадцатый самозванец

Царь прервал его:

- Титул пропусти, не у поляков посольство правишь, главное чти - о воре Тимошке.

Леонтьев, пропуская строчки, читал волнуясь:

"12 июня крестьянин Трофимко Володимиров с товарищами балл, что встретили они возле города Велъя трех литвинов с вялою рыбой. И литвины те Трофимке сказали: "Вашего де государя в Московском государстве нет, а ныне де он в Польше у литовского короля, а выехал де он, государь, в Польшу сам-шест, тому недель с тринадцать; и сами де они царя видели, и король де ево жалует и смотрят де на ново, что на красное солнце. И стояли бы де оные псковичи против Хованского крепко, и от государя де будут пожалованы, а государь де будет с казаками донскими и запорожскими подо Псков на выручку вскоре".

Царь перекинул через стол второе письмо. Леонтъев, пропуская титул и строки, читал:

"А 18 июня другой крестьянин в той же избе сказывал, что царь приехал в Литву, а 23 июня баяли некие мужики, что царь, оказывается, уже в Аршаве. И тот Гаврилко на вора, что выдает себя за природного московского царевича, возлагает надежды многие и бунтарей в безумии их укрепляет, что де с тем вором могут они над войском вашего царского величества одоление поиметь".

Леонтьев замолк, вопросительно глядя на царя. Боярин Пушкин спросил, с видимым трудом смиряя мощь протодиаконского голоса:

- Великий государь! Не сочти невежеством, что я, холопишко твой, тебя стану спрашивать, а ты мне отвечать.

Царь докучливо махнул рукой: что де за чины, говори спряма. Григорий Гаврилович, приподняв одну косматую бровь чуть выше другой, спросил:

- А как ныне во Пскове?

Царь развел руками, проговорил печально:

- Месяц как уехали во Псков выборные от всех чинов люди призывать гилевщиков к покорности. Однако же все ещё до Пскова не доехали. Сидят в Новом городе Великом - боятся, не учинили бы над ними воры какого дурна.

- А что за люди, государь, посыпаны?

- Именитые люди, Григорий Гаврилович. Епископ коломенский Рафаил, архимандрит Андроникова монастыря Селивестр, вологодский воевода Иван Олферъев, кадомский воевода Иван Еропкин и иные добрые люди.

Послы одобрительно закивали головами: верно де, люди действительно добрые, к замирению бунтарей пригодные: краснобаи, непростодушные, неробкие нравом. - А Ивана Олферьева, воеводу вологодского, послал я, чтоб довел Иван псковским гилевщикам о воре Тимошке истинно: есть де Тимошка худородный вологодский писариш-ко, а не доброй человек и тем паче не из Шуйских князей.

И то дело, уповаю я, Олферьев сделает гораздо: опросил Иван вологжан многих, и о воришке Тимке знает всю подноготную доподлинно.

Боярин Пушкин спросил еще:

- А где ныне воришка?

Царь снова развел руками, сказал печально:

- Бегает неведомо где. И в Рыльск, и в Путивль, и в Белгород, и в другие порубежные с Литвой города описано - сыскивать Тимошку накрепко.

- Торговым. бы людям, государь, что к черкасам ездят, то же самое след бы велеть, - робко вставил дьяк Леонтьев.

- И им сказано, - устало ответил царь. - Да прячет вора гетман, кривит душой, не хочет его нам головою выдать.

- А отчего не хочет? - простодушно спросил Степан Душкин.

- Яблочко от яблоньки, - ответил царь. - Сам-то кто таков? Тоже бунтовщик, на природного государя, хоть он и схизматик, руку поднял. Сколь панов побил, какую смуту завел?

А как то казацкое воровство в наших землях аукнулось? Там хамы за рогатины похваталисъ, и у нас разбой да убивства да непокорство из края в край пошли.

Вы мыслите, что калужские или воронежские смерды ничего про те козацкие дела не знали? Всё знали, и немало удачам Хмеля радовались.

И ныне, сказывают, не раз по ярмаркам да по иным торжищам ходили некие безумные шатуны и нагло начальным людям кричали: "Вьется де хмель быстро. Скоро и сюда дотянется. И ударит де хмель многим в головы".

Вот и думайте, господа послы; "А ну, как появится Тимошка во Пскове, а с ним малороссийские казаки - те же бунташные холопы?" Да не дай бог, поможет подьячишке свойская королева Христина? И жди тогда на Москву нового Гришку Отрепьева.

Послы виновато молчали - ведено было им искать вора Тимошку всякими правдами и неправдами, а они, более полугода у ляхов просидев, приехали ни с чем. И хоть не корил их государь - молод был, кроток, и сердцем добр, нехорошо было на душе у послов.

- Доставать надо вора, - зло и громко проговорил великий посол боярин Григорий Гаврилович. А не отдадут - убить.

- А ты как мыслишь, Степан? - спросил Алексей Михайлович у младшего Пушкина.