Вольдемар Балязин - Семнадцатый самозванец

Царь - молодой, круглолицый, не по годам полный, с коричневыми, чуть выкаченными глазами, - послов принял с лаской. Увидев, пошел им навстречу. Григорию Гавриловичу подал руку, пожал крепко и лишь потом дал длань благодетельную облобызать. Брату его - Степану и дьяку сразу же сунул под усы - для поцелуя.

Григорий Гаврилович от такой чести - сам царь ему - Гришке Пушкину руку пожал, - прослезился, бухнулся на колени, хотел отбить земной поклон, коснувшись лбом пестрого кизилбашского ковра. Однако государь не допустил, поднял с колен, обнял за плечо, посадил рядом с собою. Двух других послов усадил насупротив, на лавку, что стояла с иной стороны стола. Некоторое время царь молчал. Молчали и послы. Государь сидел, поставив округлый локоть на край стола, подперев пухлую щеку мягкой белой ладонью. Тоска была в очах государя и от той тоски щемило у послов сердца. Дьяк Леонтьев, опустил глаза долу, думал: "Полгода у ляхов просидели, а наказа государева не сполнили - друкари, что непотребные книги множили, остались живы, писцы, умалявшие царский титул - не наказаны, вор Тимошка гуляет на воле".

Степан Пушкин неотрывно глядел на государя, следуя за губами, очами, бровями Алексея Михайловича, чтоб сразу же понять первый знак царского гнева или милости. Григорий Гаврилович, ободренный дружеским рукопожатием, лиха не ждал: царя видел не впервой, угадывал в глазах у него некое дальнее видение - тяжкое и неотступное.

Блюдя чин, послы ждали, пока государь начнет разговор. Алексей Михайлович вздохнул глубоко, сказал кротко:

- Карает господь и царство мое и меня грешного паче всех других.

Послы согласно и дружно вздохнули, преданно глядя на государя. Степан Пушкин - простая душа - желая кручину государскую умалить, бухнул не гораздо подумав:

- Батюшка царь, пресветлое величество! Государство твое богом спасаемо. Крепко поставлено, депо изукрашено. Вон в лондонском городе мужики короля своего Карлуса досмерти убили. Малороссийские холопы своего же короля едва татарам в полон не продали.

Государь, скривив рот набок, сказал тихо:

- Легче ли оттого, Степан? И сам же ответил:

- Тяжелее оттого. По вси места чернь из-под власти выходит. Не только в безбожном Английском королевстве, в схизматической Польше и Литве - в православном Российском царстве рабы подняли топоры на добрых людей. Вот вы, послы, полгода правили посольство в Варшаве, а худого подьячишку у короля и панов-рады достать не смогли.

Боярин Григорий Гаврилович встал с лавки, приложил руки к груди:

- Пресветлый государь...

Алексей Михайлович махнул рукой - сядь.

Григорий Гаврилович замолк, сел.

- Я не в укор вам, послы, говорю, что того вора достать не смогли. Я тому не перестаю дивиться, что природные государи - христианские ли, бусурманские ли - держат возле себя подыменщиков многих и защищают их со всем замышленном накрепко. И крымский хан, и турецкий султан, и польский король держат тех подыменщиков со злым умыслом для какого подысканья под нами нашего государства.

Боярин Пушкин пробасил, не вставая:

- Так то ж самое и мы твоей державной велеможности отписывали.

- Помню, знаю, и за то службу твою чту, Григорий Гаврилович. Только не всё ещё я сказал, что хотел.

Боярин Пушкин заерзал на лавке - понял: упрекнул его государь в невежестве, укорил в том, что встрял боярин в разговор, не дождавшись, пока царь всё до конца скажет.

Стрельцы заволновались, а приказные люди стали брать такую хабару и справлять дела за такие приношения, что с лихвой покрыли недостачу жалованья.

А на соляной налог - всяк кто соль покупал - а мало ли таких было? худородные людишки ответили великим бунтом.

Сначала посадские собирались у церковных папертей - шумели, писали челобитные, отряжали в Кремль ходоков - довести государю о скудости, о всеконечном разорении, о мздоимстве и воровстве Леньки Плещеева. Царевы слуги челобитные брали, но к лицу государя ходоков не допускали. Говорили ждите.

Меж тем люди Плещеева выведывали заводчиков смуты, хватали и тащили в Земский приказ. Оттуда - многий на устрашение - выбрасывали их - побитых, покалеченных, рваных, пытанных и ломаных. Иных же вытаскивали замертво и кидали в ров у Кремля, где стаями бродили голодные псы.

2 июня 1648 года царь с молодой царицей Марьев Ильиничной, с боярами и стрельцами возвращался из Сретенского монастыря в Кремль. Вдруг на пути у него появилась толпа мужиков и баб и перегородила дорогу царскому поезду.