Вольдемар Балязин - Семнадцатый самозванец

- Пожаловал, - мечтательно улыбаясь, подтвердил Проестев. - Дай бог, ему, государю, многих лет да доброго здравия.

- Дай бог, дай бог, - повторили все сидевшие в застолье.

Проестев встал, повернувшись к образам широко перекрестился. Встали и все другие, также истово осеняя себя крестным знамением.

В конце обеда, когда окольничий вконец опьянел, и в который уж раз пытался поцеловать хлебосольного хозяина, Тимоша спросил:

- А правда ли, господине Степан Матвеевич, будто у царя Василия Ивановича в польской земле народился сын, и того царского сына паны - рада от народа прячут для некоего умышления?

Проестев, пьяно улыбаясь, приложил палец к губам:

- Т-с-с, вьюнош. Тайна сия валика есть. Слышал и я такое, да никому не говорил.

Проестев замолчал, уронив голову на руки.

- А не говорил, потому что боюсь. И ты бойся, а то быть тебе на дыбе.

* * *

Однажды, в конце сентября, вернулся Тимоша домой и узнал, что присылал за ним дьяк Иван человека - просил к нему в дом сегодня же пожаловать.

С великой радостью побежал Тимоша к другу, но радость его тотчас же пропала, как только увидел он Ивана Исаковича. Был Иван Исакович сверх всякой меры печален и, сидя сам-один в большой горнице, пил серебряною чарой привезенное с собою заморское вино. Грустно улыбнулся он другу Тимоше и, обняв за плечи, усадил с собою рядом. Редко пил вино дьяк Иван и совсем помалу, но на этот раз выпил много. А захмелев, рассказал Тимоше все, без утайки.

Приплыли они в Копенгаген 18 июля. Королевича Вальдемара об эту пору в городе не оказалось и, прождав девять дней, стал Проестев править посольство и допряма доводить королю Христиану, чего ради прислали их в датскую землю.

Однако король принял послов неласково. Когда Проестев сказал, что великий государь велел королю Христиану поклониться и спросить про его королевское здоровье, то Христиан в ответ не произнес ни слова, про здоровье Михаила Федоровича не спросил, и сидел недвижно, как бы забыв старый обычай спрашивать о здоровье великого государя стоя.

Лишь спустя долгое время, Христиан, как бы нехотя, встал и государево здоровье спросил скороговоркой и еле слышно. И тут же переговоры, едва начавшись, кончились. Король Христиан решительно отказался писать в договорных грамотах свой титул и имя после царя, а насчет женитьбы Вальдемара на Ирине Михайловне сказал, что это невозможно, ибо королевич ни за что не переменит веру, как того хочет царь.

Сбитые с толку послы отъехали к себе на подворье и стали ждать возвращения в Копенгаген Вальдемара.

Королевич приехал через три дня и тотчас же пожаловал к послам. Как и прежде, в Москве, сел Вальдемар с ними запросто за стол, не чинился и не чванился и сердечно посочувствовал, что посольство их началось столь неудачно. А уезжая со двора, попросил он Ивана Исаковича проводить его до дома, и Патрикеев не посмел королевичу в том отказать.

Иван Исакович вздохнул и вспомнил: сели они в карету, насупротив друг друга и вдруг Иван Исакович взял руки Вальдемара в свои и, низко наклонившись, правую руку поцеловал. Королевич взглянул удивленно, но руки не отнял - ждал, что будет дальше.

Иван Исакович заговорил горячо и быстро:

- Господин мой, Валъдемар Христианусович, поверь мне, доброхоту твоему - не езди ты в наше богом проклятое царство. Не будет тебе в нем добра.

- Почему, добрый мой друг Яган? - спросил королевич.

- Нет счастья таким людям, как ты, в государстве нашем, - ответил дьяк Иван. - Не потерпишь ты своеволия, не станешь потакать кривде, не сможешь молчать, если увидишь несправедливость. Недолго прожил я рядом с тобой, Вальдемар Христианусович, но узнал тебя хорошо, и верь мне - не для тебя, вольнорожденного рыцаря, рабье царство.

Валъдемар хмуро поглядел на дьяка Ивана.

- Я не слышал, друг мой Яган, того, что ты сказал. Ибо худой слуга своему господину не может стать хорошим слугой другому. Я знаю, Яган, что в твоей стране творится много зла, но разве есть такие царства, где бы люди жили в полном согласии со словом божьим, и где бы рабы не роптали на господ?

Патрикеев молчал. Вальдемар приоткрыл у кареты оконце, велел остановиться. Патрикеев боком вылез из кареты. Пошел к своему двору, опустив глаза - многие дивились на необыкновенный его кафтан, на широкий пояс, на расшитые золотой вязью сапоги.

Когда Иван Исакович пришел на подворье, Проестев спросил его, о чем говорил с ним королевич. Спросил с обидой, ибо чувствовал себя задетым почему это поехал королевич к себе домой не с ним - великим послом, а со вторым человеком - дьяком Иваном? Патрикеев это понял и сказал, что просил он по дороге королевича с ними, послами, согласиться и склонить к тому короля, своего отца. Но королевич слушать его не стал и, остановив лошадей, за докуку выставил его, дьяка Ивана, вон.