Дмитрий Гаврилов - Древние боги славян

Кто он всё-таки, Перун: бог воинов, властителей или земледельцев? Вот в чём вопрос.

По распространённому в отечественной науке мнению, общеславянский культ Перуна восходит к культу бога грозы (грома) в индоевропейской мифологии и имеет много общих черт с культом Перкунаса балтов. Ещё ведические арии наделяли бога грозы военной функцией. Так, мужественного Индру, повелителя битв и мужей… убивающего врагов, завоевывающего награды, призывали для захвата добычи и поддержки в сражениях (РВ, IV, 12. 1–5, 13). Видимо, поэтому громовника принято считать покровителем военной дружины и её предводителя (у славян — князя), особенно на Руси (Иванов, Топоров, 1974).

Конечно, Индра, бог скотоводов-арьев, мчащихся на колесницах по азиатской равнине за две-три тысячи лет до н. э., вполне может иметь некоторые общие черты с Перуном, богом земледельцев-славян лесной и лесостепной полосы Русской равнины. Но ещё больше сходных черт у Перуна должно тогда быть с громовержцами народов, более близких славянам и во времени и в пространстве.

«Ц(а)рь же Леонь со Олександромъ миръ сотвориста со Олгом, имьшеся по дань, и роте заход(и)вше межы собою: целовавше кр(е)сть, а Олга водивше на роту и муж(и) ег(о) по рускому закону, кляшася оруж(и)емъ своим, и Перуном, б(о)гомъ своим, и Волосомъ, скот(ь) емъ б(о)гомъ. И утвердиша миръ…» (Радзивилловская летопись).

На основании упоминания рядом клятв оружием и именем Перуна обычно делают вывод о том, что Перун — славянский бог войны или что воинская функция для него главная. Хотя подобный пассаж давно уже стал общим местом в работах по истории Древней Руси и перекочевал в научно-популярные и просто расхожие описания язычества, оснований для подобного вывода недостаточно.

Из текста летописи явственно следует, что сопровождавшие Олега русы клянутся своим оружием, «своим богом» Перуном, а также неким Волосом, диким (скотьим) богом, который, стало быть, как бы «не их». Если допустить различие между богами по роду занятий (воины клянутся Перуном и оружием, а купцы или послы-дипломаты — Волосом-Велесом), то где в таком случае упоминание того, на чём клянутся эти самые «гражданские» купцы, в отличие от «военных»? На товарах? На грамоте? На злате? Ничего похожего! Следовательно, скорее всего, оружие — предмет, непосредственно к Перуну не относящийся. Вместо креста, который целуют греки, русы используют оружие. Только и всего! {53} 53 Всё же не следует забывать, что у варягов (и не только) в те времена купец мало отличался от воина и наоборот. А ведь именно варяжской, скорее всего, была русская княжеская дружина — вне зависимости от национального состава. Надо думать, члены её, как истинные язычники, в зависимости от обстоятельств обращались к разным богам.

Если мы обратимся к списку сравнительно поздней Новгородской 4-й летописи (1418–1428), то в нём вообще упоминания Перуна в договоре нет, что лишний раз подтверждает идею об отсутствии связи между оружием и Громовержцем в летописном тексте о клятвах: «Цар же Леон и Александр мир сътвориста с Олгом, имшеся по дань, и роте захотевше межю собою, целовавше сами кресть, а Олга и мужи его водиша на роту по Роускомоу и законоу, кляшася ороужием своим и Власьем {54} 54 Обратите внимание на форму написания имени древнего Волоса-Велеса. Ср: «…И Власиемь скотьимь богомъ» (6415), «въ Перуна и во Власа скотья бога» (6479) (ПСРЛ, Т. VII). скотьим богом; оутвердиша миръ…» (ПСРЛ, т. IV, ч. 1, с. 20). Допустим (хотя это и нелепо), что новгородский летописец имел «застарелую» в поколениях нелюбовь к Перуну, чей культ насильственно утверждался на Севере дядей князя Владимира Добрыней, и потому удалил имя этого бога из списка договора. Но если заглянуть в Патриаршую (Никоновскую) летопись (первая треть 1500-х гг.), обнаружится то же самое. Имени Перуна нет, русы Олега клянутся оружием своим и скотьим богом Власием: «Царь же Леонъ и Александръ миръ сотвориста съ Олгомъ, имышеся по дань, и роте заходиста межи собою, целовавши сами кресть, а Олга и мужи его водиша на роту по Русскому закону, кляшеся оружіем своимъ и Власіемь скотьим богомъ; и утвердиша миръ…» (ПСРЛ, т. XI, с. 19).