В Коковцев - Из моего прошлого 1903-1919 годы (Часть 4)

Я указал также на то, что и частные земельные банки, за которые государство не имеет никакой матерьяльной ответственности, все же состоят в ведении Министра Финaнсов и на последнем лежит даже прямая обязанность следить за всею их деятельностью, и за ними установлен прямой контроль правительства в лице уполномоченных того же Министерства именно потому, что нельзя оставить на полную волю этих банков выпуск какого угодно количества закладных листов, без всякой уверенности в том, что их оценочное дело ведется правильно, и под выпущенными листами имеется действительное ипотечное обеспечение.

Я указал и на тот отрадный факт, что мне удалось в последнее время выпустить закладные листы Крестьянского Банка на иностранный рынок, чего до сих пор не было.

Но все эти и многие другие аргументы, разъясняющие ту же азбуку эмиссионного дела и его связь со всем кредитом государства, видимо, не убеждали Столыпина, и он оставался все на своем: ему не понятна вся эта "хитрая механика", и он видит и чувствует только одно, что оставить дело в его нынешнем положении нельзя, и кто-нибудь из двух несогласных между собою должен уступить, - либо он, вместе с Кривошеиным, либо я. Поэтому нужно, чтобы нас рассудил Государь, и чтобы каждая из спорящих между собою сторон заранее согласилась подчиниться Его решению, а если окажется, что оно вышло неудачно, то ведь возможно возвратиться к старому порядку вещей.

Против такого направления дела я стал решительно {432} протестовать, сказавши Столыпину, что нельзя ставить Государя суперарбитром такою дела, и в особенности недопустимо производить эксперименты именно над делом государственного Кредита, который только что начинает крепнуть, и его нужно не расшатывать, а оберегать в интересах того же земледелия и землеустройства, как и всякой другой отрасли государственного управления. Ошибки в этом вопросе залечиваются десятилетиями, а совершаются в одно мгновение необдуманно принятого решения.

Я предложил принять другой способ разрешить выяснившееся уже между нами коренное разногласие, которое, как я вижу, уже доведено до сведения Государя. А именно предоставить мне передать Государю точно все, что я только что сказал и притом в еще более популярной форме и, в том случае, если у Государя уже сложилось окончательное мнение, представить Ему полною свободу действий, согласно принятого Им решения, но не смотреть на состоявшееся разногласие как на вопрос моего недопустимого упрямства и не налагать на меня ответственности за дальнейшую судьбу дела в том направлении, которое грозит одними отрицательными последствиями.

Государь не может не понять, что мною руководят только самые понятные побуждения, и Он, несомненно, не захочет налагать на меня обязанности, которую я не могу выполнить. В таком случае весь ход дела мог бы быть значительно упрощен. Столыпин получил бы от Государя полномочие поручить Кривошеину разработку проекта о передаче Крестьянского Банка в ведомство Землеустройства, на указанных ему основаниях.

При рассмотрении дела в Совете Министров я ограничусь только заявлением о моем принципиальном несогласии, не стану приводить моих доводов и ограничусь лишь тем, что полученные Высочайшие указания ясно указывают на бесцельность возражений против одобренного Государем взгляда Председателя Совета и Министра Земледелия и устраняют самую возможность отстаивать мою точку зрения. Защита всего проекта в Думе и Государственном Совете будет принята на себя Столыпиным или Кривошеиным, а когда проект будет окончательно принят палатами и удостоится Высочайшего утверждения, Государь примет мою отставку и заменит меня лицом, не разделяющим моих взглядов.

Столыпин пытался было уговорить меня еще и еще подумать прежде, чем ставить Государя в такое тяжелое положение, но делал это как-то, что называется, для очистки совести, {433} потому что не раз и сам говорил, что он не имеет никакого права насиловать моей совести, коль скоро я вижу вред от перемены вещей, потому что и сам не хочет насиловать своей совести, разделяя противоположные моим взгляды и не отказываясь от них. Он кончил тем, что согласился со мною и просил меня только, тотчас после беседы с Государем, передать ему вынесенное мною впечатление.

Уходя от него, я спросил его как поступит он, если Государь не примет моего предложения и предпочтет оставить все по старому, в виду доводов о вреде перемены для государственного кредита?