Лев Лопуховский - Июнь. 1941. Запрограммированное поражение.

Прежде всего не ясно, о каком перебежчике доложил Жуков Сталину 21 июня? В течение 21 июня и в ночь на 22-е на нашу сторону перебежало несколько военнослужащих вермахта. В 21.00 переплыл Буг и был задержан ефрейтор А. Дисков. Его советские пропагандисты объявили первым немецким перебежчиком, для пущей важности «присвоив» ему звание фельдфебель. При задержании тот сразу же заявил: 22 июня на рассвете немцы перейдут границу. Таким образом, к началу совещания у Сталина (20.50) сведения о перебежчике А. Лискове в Москву поступить не могли [161] Официальный допрос перебежчика А. Л и скова начался в час ночи 22 июня после доставки его в штаб комендатуры и вызова переводчика [874]. Доклад о его показаниях Управление НКГБ по Львовской области передало по телефону в Наркомат КГБ УССР в 3.10 ночи 22 июня [875]. . В то же время трудно допустить, что Жуков доложил вождю о показаниях фельдфебеля, задержанного еще 18 июня (через три дня?!). Его, конечно, все это время допрашивали, чтобы убедиться, что он не провокатор или шпион [162] Показания этого перебежчика с указанием его имени, фамилии и должности наверняка зафиксированы в соответствующих документах. Участь его пока неизвестна. Скорее всего, он был расстрелян после допросов с пристрастием. . Это первая, но не последняя загадка.

Рассказ Жукова не стыкуется с известными теперь сведениями о времени совещания в кабинете Сталина. Он пишет:

«Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.

— Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, — сказал И.В. Сталин [163] Слова Сталина «минут через 45» также были удалены из текста первых изданий мемуаров маршала. .

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность».

Но Тимошенко в это время находился на предыдущем совещании у Сталина, которое закончилось в 20.15. На нем, в частности, был принят важный проект Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) об организации Северного и Южного фронтов и назначении командного состава (см. Приложение 13). А в 20.50 нарком опять появился в кабинете вождя уже вместе с Жуковым. Когда же они могли составить проект директивы войскам, вместе выехать из наркомата в Кремль и по дороге еще о чем-то договориться? И еще одна «неувязка»: Н.Ф. Ватутина, о котором говорит Жуков, в кабинете Сталина не было, зато был СМ. Буденный. О нем и его предложениях, касающихся мер по подготовке к отражению возможного нападения Гитлера, включая предложение объявить мобилизацию, Жуков вообще не упоминает [164] СМ. Буденный оставил неопубликованные воспоминания о вызове к Сталину вечером 21 июня вместе с Тимошенко и Жуковым. Этот текст нигде не печатался. Его зачитали в телепередаче о Буденном в 2004 г. .

В связи с этим попробуем высказать несколько парадоксальную мысль: никакой задержки с передачей в штабы округов директивы № 1 не было. Она была подписана военными позже. На это прямо указывают авторы вышеупомянутого труда, непосредственно работавшие с документами закрытых фондов различных архивов, в том числе и с теми, которые до сих пор не рассекречены:

«Военно-политическое руководство государства лишь в 23.30 21 июня приняло решение, направленное на частичное приведение пяти приграничных военных округов в боевую готовность» [876].

В свете высказанного предположения события могли развиваться следующим образом. На совещании у Сталина, начавшемся в 20.50, предложение военных о вводе в действие плана прикрытия не прошло [165] Тем более не могло пройти предложение Буденного (если таковое было) о мобилизации, при объявлении которой план прикрытия вводился в действие в полном объеме автоматически. . Но вопрос, как повысить боевую готовность войск к отражению возможного нападения немцев, несомненно обсуждался. После совещания Тимошенко и Жуков, вероятно, и намеревались заняться разработкой директивы о приведении войск в боевую готовность с ограничениями, которые должны были исключить саму возможность провоцирования немцев. Нельзя исключить, что к этому времени Жукову мог поступить доклад М.А. Пуркаева о перебежчике.

За полтора часа с момента задержания А. Лискова суть его заявления о нападении немцев на рассвете 22 июня (пограничники поняли это без переводчика), учитывая его особую важность (верили ему или не верили, но утаивать столь важную информацию никто бы не решился), могла достичь Москвы по линии военного командования.