Кирилл Кобрин - Средние века [очерки о границах, идентичности и рефлексии]

Указание на страницы из «Апологии истории» даются в тексте в скобках. Цитаты в русском переводе Е.М. Лысенко приводятся по втором дополненному изданию: Блок М. Апология история, или Ремесло историка. М., 1986.

Именно широкое. Узкий круг московских и ленинградских историков был знаком с концепциями «анналистов» с конца 50-х-начала 60-х гг.

Лучшие краткие биографические очерки, посвященные Блоку, принадлежат Люсьену Февру (Февр 11. Марк Блок и Страсбур // Он же. Бои за историю. М„ 1991. С. 130—145), Жаку Ле Гоффу (Де Гофф Ж. Предисловие // Блок М. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и Англии. М„ 1998. С. 11—60.) и Кэрол Финк — автора предисловие к английскому переводу записей и дневников Марка Блока времен Первой мировой (Bloch М. Memoirs of War, 1914—1915. Cambridge, 1983). Здесь я опираюсь, прежде всего, на эти статьи, но некоторые детали взяты также из свидетельств самого Блока, в частности, из его «Странного поражения» (русский перевод: Блок М. Странное поражение. М„ 1999).

История «Анналов» и отношений Блока с Февром во время немецкой оккупации изложена — апологетически — в упомянутой выше статье самого Февра. Более сбалансированный и аналитический подход см. в статье Натали Земон Дэвис. Русский перевод: Дэвис Н.З. «Анналы», Марк Блок и Люсьен Февр во время немецкой оккупации // Споры о главном. Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». М„ 1993. С. 166—179.

После ареста мужа она также принимала участие в Сопротивлении. Умерла в июле 1944 г.

Чуть позже, в «Странном поражении» Блок напишет: «Две категории никогда не поймут истории Франции: те, кого не волнует память о коронации в Реймсе, и те, кто без трепета читает о празднике Федерации” // Bloch М. L’Etrange Defaite. Р, 1957. Р. 210.

Записи и дневники Марка Блока времен Первой мировой собраны в книгу «Воспоминания о войне»; к английскому переводу ее Кэрол Финк и написала свое предисловие. Благодаря «Воспоминаниям» мы можем проследить довольно подробно не только за военной карьерой Блока, но и за его рефлексией происходящих с ним и вокруг него исторических событий.

Bloch М. Memoirs of War, 1914—1915. Р. 17.

Ibidem.

Любопытно, что ретроспективная утопия английских прерафаэлитов, связанного с ними Рескина и более молодых участников «Движения искусств и ремесел», была основана на идеализации Средневековья в противоположность Ренессансу и последующим эпохам. Культ ремесла, ручного, а не машинного труда, поклонение любой мелкой детали повседневного быта — все это не могло не оказать влияния на гуманитариев «короткого поколения», да и не только на них. Марсель Пруст, как известно, находился под огромным впечатлением от работ Рескина — и даже переводил их на английский. Мир исторической, старой, провинциальной Франции, столь идеально выраженный в устремлении юного Марселя к «Германтам» — это мир средневековый. Мы еще вернемся к сравнению взглядов Блока и Пруста, пока же отмечу, что последний написал после Первой мировой небольшую книгу о судьбе и разрушении французских средневековых церквей — «Памяти убитых церквей». В дневниках Блока 1914—1915 гг. есть очень подробное и любовное описание сельской церкви в местах, где стоял его полк и происходили постоянные обстрелы и стычки.

Цит. по: Bloch М. Memoirs of War. Р. 28—29.

Revue de synthese historique. 1914. Vol. XXVIII. P. 356, 365.

Bloch M. Un temperament: Georg von Below // AHES. 1931. Vol. III. P. 558.

Bloch M. Memoirs of War. P. 29

Ibid. P. 30

Bloch M. L’Etrange Defaite. P. 23.

«... во сне я продолжал думать о прочитанном, но мои думы принимали довольно странное направление: я воображал себя тем, о чем говорилось в книге, — церковью, квартетом, соперничеством Франциска I и Карла V» // Пруст М. По направлению к Свану / Пер. Н. Любимова. М., 1973. С. 33.

Блок М. Короли-чудотворцы. С. 53—54.

Там же. С. 53.

Напомню также, что отец Марка Блока был историком-антиковедом.

Блок М. Короли-чудотворцы. С. 15—16.

См. концепцию «ориентализма» Эдварда Саида и весь последующий корпус работ в рамках postcolonial studies. При всем настороженном и довольно критическом отношении к этим трудам и концепциям, следует отметить, что там вполне точно указаны главные особенности отношения европейца (да и вообще «западного человека») к условно-восточному Другому. Главная из них — отказ Другому в «истории», лишение его как ретроспективной, так и перспективной динамики, погружение в «вечное прошлое», которое является одновременно и «вечным настоящим», приписываемый Другому фатализм и отсутствие изменений с течением времени. Иными словами, условный «Восток» изымается «ориенталистом» из исторического времени. При всей порочности «ориенталистского» подхода, когда мы говорим об изучении обществ за пределами Западной и Центральной Европы, он может привести к исключительно интересным выводам, будучи приложен к обществу самих «ориенталистов». Собственно, здесь и зарождается идея (назовем ее так) «авто-антропологии» — рассматривать, к примеру, современных британцев так же, как британские востоковеды рассматривали, к примеру, парсов.