Михаил Вострышев - Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860-1920-е годы

ОТВЕТЧИК. Я не знаю, о каком это скандале она говорит. Все ее заведение и держится одними только ежедневными скандалами.

СУДЬЯ ( истице ). В чем состоял скандал и оскорбление, в которых вы обвиняете господина Б.?

ИСТИЦА. Они пришли в заведение…

СУДЬЯ ( ответчику ). Были вы в заведении?

ОТВЕТЧИК Был.

СУДЬЯ ( истице ). Продолжайте.

ИСТИЦА. Пришли в заведение и требуют портеру…

ОТВЕТЧИК. Неправда, я не требовал.

ИСТИЦА. Как не требовал?! Мильхен, Лизхен, Мальхен, требовали они портеру?

ДЕВИЦЫ ( в один голос ). Требовали, мадам, требовали!

ОТВЕТЧИК Я требовал не для себя. ( Показывает на одну из девиц. ) Она просила.

УКАЗАННАЯ ДЕВИЦА. Да, я сказала: «Миленький штатский, поставьте бутылку портеру». А он сказал: «Хорошо».

СУДЬЯ ( ответчику ). Вы говорили «хорошо»?

ОТВЕТЧИК Сказал-с.

СУДЬЯ ( истице ). Продолжайте.

ИСТИЦА. Им подали, а они попробовали да и говорят: «Это не портер, мадам, а помои». Подали другую. Они ее возьми да и хлопни об пол. Мы — третью. Они и третью. Я стала упрашивать их угомониться, а они еще стали делать мне оскорбления.

СУДЬЯ. В чем же заключались оскорбления?

ИСТИЦА. Они сказали: «Ваше заведение, мадам, — кабак». А мое заведение, господин судья, не какое такое. У меня князья, графы бывают, у меня генерал С-ский каждую субботу… Я им все это объясняю, потому они у нас в первый раз, а они мне вдруг: «Молчи, бандура». Я и говорю им: «Заплатите за бутылки». А они…

СУДЬЯ. Значит, вы ищите за бутылки?

ИСТИЦА. Но, помилуйте, у меня князья, графы бывают. У меня не какое такое трехрублевое… ( В публике смех. ) Да-да, это совершенная правда! Мильхен, Лизхен, Мальхен, бывают у нас князья и графы?

ДЕВИЦЫ. Бывают, бывают… И барон, мадам, и барон… Два барона!

СУДЬЯ. Это тоже не относится сюда. Говорите только то, что относится к делу. ( Истица молчит. ) Чем же он вас обидел? Я не вижу тут оскорбления.

ИСТИЦА. Он оскорбил не меня, а целое заведение.

ОТВЕТЧИК. Эта хозяйка сама известна всем своими дерзостями.

ИСТИЦА ( укоризненно качая головой ). Ай-ай-ай! Фи… Фи… Касподин… Мильхен, Лизхен…

СУДЬЯ. Позвольте. Более никакого оскорбления вам не сделано господином Б.?

ИСТИЦА. Он сказал: «Ваше заведение, мадам, — кабак». Я это считаю для моего заведения оскорбительным. Сам господин частный пристав… У меня заведение известное, я не позволю, чтобы его марали. Я сама, наконец, не какая такая, а вдова коллежского регистратора.

ОДИН ИЗ ПУБЛИКИ. Господин судья, я позволю себе засвидетельствовать, что заведение госпожи В. известно всем с хорошей стороны. ( В публике смех. )

СУДЬЯ. Я вас прошу не вмешиваться, когда вас не спрашивают, и не прерывать судебного разбирательства.

ОТВЕТЧИК ( господину из публики ). Да вы и не можете являться свидетелем. Вы там не были.

ИСТИЦА. А вот и неправда. Они у нас каждый день бывают.

В публике смех. Судья снова напоминает истице об уклонении от дела и затем, сделав ответчику внушение, присуждает его к уплате за разбитые бутылки. Собрание с шумом выходит из камеры судьи.

В ночь с 3 на 4 июля 1866 года цеховой Антонов, прогуливаясь по переулкам второго квартала Сретенской части Москвы, вздумал лаять по-собачьи. Он был прислан 4 июля к мировому судье надзирателем квартала для допроса.

СУДЬЯ. Вы лаяли сегодня ночью по-собачьи?

АНТОНОВ. Старался подражать собачьему лаю.

СУДЬЯ. Зачем же это вы старались подражать? Хорошо еще, что вы одни лаяли. Ну а если бы вас собралась целая компания, ведь тогда нам пришлось бы всем из Москвы бежать!

Присутствующие улыбаются.

АНТОНОВ ( после небольшой паузы ). Известно, выпимши был.

Судья приговорил его к аресту на семь дней, объявив при этом его право на обжалование приговора. Виновный решением остался доволен.

Дворянин Андрей Дмитриевич Данилов подал мировому судье Сущевского участка Москвы графу Ланскому в 1866 году жалобу на дворянина Сергея Владимировича Глинку, оклеветавшего его перед присутственным местом.

СУДЬЯ ( Данилову ). Объясните вашу претензию подробнее.

ДАНИЛОВ. Глинка донес на меня в «подлежащее место». По этому доносу меня вызывали несколько раз, отбирали показания и тем отрывали от уроков, которыми я живу и содержу свое семейство. У меня даже был обыск, бумаги и книги отобрали и пересмотрели, но ничего подозрительного в них не найдено, почему меня и признали невиновным. Наконец сам Глинка после данной нам очной ставки письменно отрекся от своего доноса. Поэтому я считаю себя, господин судья, вправе требовать клеветнику законного наказания и вознаграждения меня за понесенные через его злоумышления убытки.