Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

Слепцов, то и дело оглядвая свою ватагу, приказывал соблюдать величайшую осторожность. Васильский воевода начеку, кругом города стража ждут нападения казанских татар и черемисы. Казанское царство, хоть и покорено, но еще немало татарских князей, не признающих власти московского государя. И выходит: опасайся и воевод и татар! Хоронись в зеленях с умом, без шума.

Почти с головой скрываясь в высоких травах и кустарниках, пробираются по берегу Суры мужики; там, в деревне, остались одни женщины и дети. Тяжко было бросать их на поругание княжеских холопов Шуйского. Но, может быть, удастся вернуться и силою отстоять справедливое дело?!

Едва слышно шуршит трава. Над головою кружат многоцветные бабочки и стрекозы. Колышется от легкого дыхания ветра серебристая листва прибрежных осин. Ивняк склонился над рекою, касаясь остроконечными листьями воды.

Густые заросли полны влаги: тут и роса и непросохшая сырость от дождей. Лапти не выдерживают, промокают. Дурманит головы пьянящий запах прелых корневищ.

- Скоро ли? Сема, друг, помилосердствуй, ноги ведь отваливаются!.. опять начался ропот.

- Потерпите, братцы... не тяните, ради бога, душу! - озабоченно озираясь по сторонам, отвечает Слепцов. - Сам знаю.

Не сладко ему! Обузу принял на себя великую. Легко ли поднять на ноги деревенских мужиков, чтоб добыть им свободу и справедливую жизнь? Не попасть бы впросак?! Лучше уж смерть, нежели стать обманщиком своих односельчан.

Но нет! Тут он, Семен, уже раз побывал и место запомнил отчетливо, и не может того быть, чтобы не нашел он гнезда атамана Ивана Кольцо. Не на день и не на два поселился на Суре лихой донской казак. И собирает он мужицкую рать не для забавы и не ради пустошной затеи, а для блага самих же посошных людей.

Широко распахнув свой голубой атласный кафтан на малиновой шелковой подкладке, сидел в своей палате румяный, веселый Борис Федорович Годунов любимый государев слуга, - внимательно выслушивая исповедь приведенного к нему по приказу царя неизвестного парня.

Вся внешность Годунова, тщательно расчесанные кудри, подстриженные борода и усы, красиво сидевший на его стройном стане кафтан - все говорило о мужественной молодости, самостоятельности и порядливости царского слуги.

Юноша чувствовал себя в его присутствии бодро, и в ровном спокойном голосе его звучала подкупающая своею простотою, ничем не стесняемая правдивость.

- Люди добрые говорят, - родом я из Заволжья... и боярская кровь течет во мне... Скрыли ребенком меня... Отца казнили по воле царской... Так говорят. Правда ли то, не знаю. А мою матушку, де, заточили в монастырь... Сам я ничего о том не ведаю: кто и чей я, да и где она, матушка. А сохранили меня колычевские люди и отдали на воспитание инокам в монастырь. Старец один княжеского рода взрастил меня на подворьи.

Борис Федорович слушал парня с большим любопытством.

- Ну, а как имя твое, добрый молодец?

- Зовут меня - Игнатий Хвостов.

Годунов погладил себя по лбу, как будто что-то припоминая.

- Скажи мне, Игнатий, пошто и каким случаем ты попал на государеву усадьбу, да и у кого ты ныне проживаешь?

Хвостов тяжело вздохнул:

- Тяжко мне стало жить при монастыре, да и старец тот помер, и увезли меня монахи искать счастья в Москву. Приютили на колычевском дворе, что за Земляным валом, в Березках...

- А и кто же тебя, отрок, туда послал?

- Старец покойный Феодосий не один раз мне говаривал: "Умру, де, я, так иди к колычевскому двору на Москве, скажи, что старец Феодосий послал посмертно..."

Борис Годунов задумался, лицо его стало сумрачным.

- А кто же там ныне из Колычевых живет?

- Старушки две убогие... Мужиков никого нет. Приютили они меня, спаси их Христос! Добрые они.

- А Степана Колычева нет?

- Не бывало такого... Не слыхивал я.

Борис Годунов задумался.

- Не рука тебе, парень, жить у Колычевых со старухами, - сказал он, неодобрительно покачав головою. - Надобно тебе к делу навыкать, чтоб добрым слугою государю быть. В Русском царстве много дорог, иные и в трясину заведут. И велено мне батюшкой государем поставить тебя на верный путь. Детина ты видный, да и порчи на тебе не примечаю, а из таких-то дородных детин и хорошие слуги царю бывают... Поселю я тебя у моего дядюшки, Никиты Годунова, он ныне Стрелецким приказом ведает. Будешь учиться у него, а чему - узнаешь.

- Воля государева - божья воля... - смиренно ответил юноша.

Борису Федоровичу по душе пришелся ответ его.

- Да будет так!.. - сказал Годунов, погладив по плечу Хвостова. На щеках Игнатия выступил густой румянец, а голубые глаза стыдливо скрылись под густыми черными ресницами.