Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

- Чего для помирать? Пошумим еще... Жизнь трудна, а умереть тяжелее. Не для того господь нас сотворил, штоб, не живши, помирать. Уйдем в лес.

- А кто тот человек, о коем ты нам, Семен, сказываешь?

- Иван Кольцо прозывается... бывалый, парень хоть куда! Задорный, отважный, а главное - готов голову сложить за правду. Горячий! Новый человек. Невиданный.

Двинулись мужики в чащу леса. Вожак, Семен Слепцов, впереди. На вид будто и неказистый, но юркий, веселый; был он в походах, воевал в Литве, Ливонии.

Не мало всякого перевидал, и однажды встретился с московским человеком, дерзким и на других не похожим.

- Земля наша добрая, крепкая, - говорил он Семену, - на ней не пропадешь, да лишку народ-то смирен, несмел, силы, де, он своей не знает. Задумчив наш народ, вот и страдает. Гляди, что сотворилось! Конца света мужик стал ждать! Нешто это можно! Восстаньте! Не спите!

Он говорил Семену, будто, и о том, что коли царство Русское большим стало и уделов княжеских в нем уже нет, то и сила мужицкая выросла непомерно... Рязанец да нижегородец теперь одна плоть, одна душа, одна пятерня, а коли все вместе удельные мужики теперь поднимутся, - грозе небесной уподобятся.

- Это надо бы вам понять, убогие овцы! Человек тот молодой, но грамотный, - сердито ворчал Семен, передавая его слова своим односельчанам, когда они начинали падать духом.

- Забавно говоришь! - отвечали ему. - Да токмо невразумительно. Мужик - птица малая, да и несогласная. Смешно! "Одна душа"! А вона вчера ясеневские дубьем поколотили сережинских. Семеро, господь их прости, в той схватке богу душу отдали. Вот те и "одна душа"! Согласия нет, да и не будет. Разные головы! А ты нам толчешь, как в ступе, одно и то же "непомерная сила, непомерная сила". Буде попусту мозги наши затуманивать! Говори прямо: не под силу стало ярмо дворянское. Вот и все, а дальше мы и сами разберемся.

После этого еще яростнее, с упреками в слабости набрасывался на своих односельчан Семен Слепцов. И вот теперь он, все же, настоял на своем: из деревни "Теплый ключ", в вотчине князя Шуйского, почти все мужики пошли за ним в лес. Что-то подсказывало им, будто Семен и впрямь учит добру, да как-то и самим-то становилось день ото дня яснее, что от хозяина вотчины их - царского слуги Василия Шуйского - добра не жди. Чем дальше, тем тяжелее посошному люду, а царь далеко, да и не станет он на сторону крестьян... Такого дела никогда не было. Наоборот, - коли поднимешь голос да на рожон полезешь, то и плетей со всех сторон не оберешься и на дыбу попадешь.

Сам бог велел распрощаться с боярской вотчиной и уйти, куда глаза глядят.

Долго ли, мало ли шли, но в одно прекрасное утро очутились лицом к лицу с Волгой.

Семен забрался на самый высокий отрог и воскликнул, что было мочи:

- Вот она, наша родная! Полюбуйтесь!

Стояли мужики и долго молча глядели на Волгу, шири и красоте ее дивуясь, а Семен, помолчав немного, еще громче крикнул:

- Не обидел меня господь памятью. Привел вас, братцы, куда надо! К Волге-матушке! Она - заботлива.

Широкая, спокойная в своем величии древняя река подняла в людях гордые мысли. Кругом небо, зелень, вода, - вот где познаешь, что не для неволи рожден человек.

Мужики обступили вожака вплотную:

- Спасибо, братец! Видим, твоя правда!

Семен рассказал мужикам, что место то, где стоят они, и есть конец их путешествия.

- Взбирайтесь сюда на бугор! Вон взгляните на ту реку, что в Волгу уткнулась. Это - Сура! Река Сура. А на горе, по ту сторону церковь да и домишки с частоколом. То - Васильгородок. Василий, великий князь, от татар поставил. В сих местах мы и найдем Ивана Кольцо, в диком логове... малость повыше по Суре. В ямах его стан.

Народ шумно приободрился. Взглянули на Семена: лицо веселое, бедовое. Видать, не без причины. Не обманывает.

- Ну, отдохнули, кречеты? Двигаемся дальше!

Спустились по песчаному откосу к берегу Суры, побрели среди кустарника вверх по течению. Тяжеленько: сучья цепляются, ноги вязнут в грязи после дождя; устали ребята - согнулись под грузом котомок, набитых всякой снедью, опираясь на вилы, копья, посохи... Вспотели, покрылись пылью - уж скорее бы до места! На ногах пудами земля.

В темно-зеленой глади воды, когда приблизились к ней, - отражение облаков, застывших на ласково голубом небе. Зашлепала крыльями стая журавлей, поднявшись в воздух. Кругом пышная, вспоенная дождем зелень. На том берегу Суры вековые дубы и вязы - глухо! Птицы слабым писком дают о себе знать. Как-то особенно тиха и задумчива природа.