Валентин Костылев - Питирим (Человек и боги - 1)

Слез много кругом, что и говорить. Даже шумные качели с музыкой в полях за Черным прудом стали, и песни всякие на посаде умолкли, только и слышишь, что унылые песни бурлаков, приносимые ветром с Волги.

Что делать? Никак не придумают Филька с Демидом. Сидят, скребут лбы и охают. А делать что-то надо. И надо, и страшно! Вздыхают, охают...

"Вон в Лыскове шесть лет назад мужики взбунтовались, а потом выпороли их всех кнутом, в железа заковали, ноздри повырывали и на галеры..."

Филька, огляделся кругом, прошептав:

- Того парня, однако, надо перво-наперво освободить. И диакона Александра. И еще двоих.

В углу крыса прыгнула, зашумела, окаянная, - Филька побелел весь. Приужаснулся зело. Оба смолкли. Мимо кузницы из кремля под гору, запряженная четверней, прокатила повозка - все дальше и дальше, до самого дома именитого солепромышленника Строганова.

Дом на склоне горы. Перед ним бесподобный темно-красный собор "пресвятой богородицы". На этот храм ходят любоваться даже раскольники. Григорий Дмитриевич Строганов большие денежки вложил в сие расписное чудо, а строителя-чародея чуть было не ослепил, дабы не строил впредь никому подобных церквей. Да ничего у него, оказывается, не вышло. Тот строитель смекнул опасность и поскорее влез на колокольню под самый крест, да на виду у всего народа и был таков. Обратившись в черную птицу, улетел от злодея в облака. Не всегда, значит, вельможная власть имеет силу над народом. Поймай теперь птицу! Она, небось, поди, смеется над тираном... Так ему и надо.

Филька озорно захихикал, рассказав об этом. А Демид по-деревенски разинул рот. Всему удивляется, чудак! Впрочем, и он засмеялся. О таких случаях, когда бояре остаются в дураках, не отрадно ли слышать сердцу простолюдина?

День жаркий, а делать нечего. Под навесом не так жжет. Филька растянулся брюхом на сломанной телеге, Демид, присев на бревнышко, настроился слушать дальше.

- Дикое любопытство возымел и я к колокольне и, подпияхом отчасти, залез и сам под ейную маковку, и там я увидел расчудесную вертушку указывает она путь ветров в разные стороны. А под вертушкой вделаны часы с музыкой, и кажут они всякое время года. Сидел я, сидел, ждал, ждал, когда стану птицей, так и не дождался... А когда слез наземь, словили меня, и вот...

Филька спустил порты.

- Толково, - сказал Демид с видом знатока, осматривая рубцы. Покачал головой.

- А в птицу я так и не обратился, - обиженно вздохнул кузнец.

Оба задумались. С кремлевских соборов потекли глухие, протяжные удары стопудовых колоколов. Увязая в зубцах стены, они властно расплывались над площадью; глухими, скорбными вздохами на это отвечали переулки и улицы, а за ними - поля и окрестные рощи.

Кузнец вскочил, огляделся с опаской кругом, забился в угол кузницы, к нему прижался и Демид.

- Приехал тут к нам один боярин. Кормилка у царицы его баба-то. И хочет Степанида просить его... Мужик-то, видать, простой... запивает малость... За Александра диакона будет просить и за Софрона. К тому же боярин этот судия у нас. Степанида надеется...

- Дело, - покрутил Демид свой ус. - Коли что - можно одарить, найдется.

- Не такой человек.

- Полно! Этим промышляют... Виду не доверяйся. Ваш ландрат целую партию у нас в деревне отпустил. Старцы поднесли тоже через одну жонку, он и бумаги все порвал.

- Ладно. Подождем. Степанида без того сможет... Наказ мой выполнит. У нас с ней так.

Демид сказал, добродушно улыбнувшись:

- А это и того лучше. Ей наряды купим.

Филька сделал вид, что не слышит, а в душе был рад: "Пускай наряжают. Сторонних денег не жаль, а баба хорошая и наряжаться любит".

- И мы дремать не будем. К бургомистру сходим. К Пушникову. Я знаю его. Он должен заступиться.

Демид согласился.

- Ну что же! Пойдем! Надо ватаге помогать!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вечером, выйдя из своей моленной, Пушников увидел в жилой половине дома кузнеца Фильку и какого-то незнакомого мужика.

- Ну, Филя, как дела? - сказал добродушно бургомистр, отвечая на низкие поклоны гостей. - А это кто?

- Деревенский... Из-под Пафнутьева, с Керженца...

Пушников, высокий почтенный бородач, внимательно осмотрел керженского крестьянина.

- Имя?

- Демид. Монастырский тяглец.

- Садитесь. Китайской травой угощу.

Пушников крикнул дочь. Девушка лет восемнадцати, в сарафане, вошла, низко поклонившись гостям.

- Устраивай пир.

Когда она собрала на стол, поставив брагу, рыбу, хлеб и сосуд с пареной китайской травой, - Пушников усадил Фильку и Демида за стол.