Валентин Костылев - Жрецы (Человек и боги - 2)

В полках было много разговоров об этом, - уж не хочет ли отшатнуться царица от лейб-компанцев?!

Петр Рыхловский и тут винил всесильного Алексея Григорьевича.

Солдатчина не хотела подчиняться вводимым строгостям. То там, то тут гвардейцы допускали бесчинства, наводя страх на население Москвы. Обыватели усердно просили бога: поскорее бы он убрал царский двор из Москвы.

Полицейские и те начали роптать на гвардейцев. При отправлении полицейскими обязанностей, команды солдат нередко набрасывались на них и отбивали людей, взятых под караул. Самих же полицейских били и всячески ругали. Мало того, они разбивали съезжие дворы и освобождали сидевших там под замком воров. Солдаты от заздравных чарок по случаю коронации перешли к грабежам винных погребов. Пьяные, опухшие, в синяках, с песнями посреди улиц, толпами, бродили они, не давая никому прохода. Обыватель голову потерял: что же это такое творится?!

Много слухов было о насилиях гвардейцев над женщинами, об ограбленных ими путниках и домах...

Начали поговаривать даже об опасностях, якобы угрожающих и самой императрице.

15 июля в церкви Московской духовной академии ректор Кирилл Флоринский во всеуслышание стал громить каких-то заговорщиков:

"Как же ужасно и подумать, что осьми месяцев не протекло, егда провозсия на престоле венценосица Елисавет и уже на иное торжники* устремляются. Странная весть: давно ли вожделенная и уже ненавидима Елисавет. Давно ли в сердцах и устах сладка и уже ныне горька Елисавет! Давно ли оживотворившая нас, уже опасна жизнь ей посреди дому! Давно ли обрадовавшая нас и уже в слезах опечалеяма посреди дому! Давно ли матерь и уже тяжка и немилосердна! О, непостоянство злоковарных торжников!"

_______________

* Люди, торжествовавшие победу.

Тайная канцелярия начала обнюхивать каждый уголок в Москве и раскрыла заговор. Обличены были: камер-лакей Александр Турчанинов, Преображенского полка прапорщик Петр Ивашкин, Измайловского полка сержант Иван Сновидов и другие. Поставили они своей целью схватить Елизавету и умертвить. Подобное же - и с ее наследником, никому неведомым герцогом Голштинским. На престол возвести вновь младенца Иоанна Антоновича. Заговорщики всячески позорили Елизавету, утверждая, что она и сестра ее Анна прижиты были вне брака и потому незаконные дочери Петра Первого. (Когда царице сообщили это, она горько расплакалась, говоря: "Я не могу перенести сего тяжкого оскорбления, которым оные воры позорят моего отца!")

Тайная канцелярия наказала обвиняемых кнутом, кое-кому вырезала языки и ноздри и выслала всех их в сибирскую тайгу.

Пожары и грабежи в Москве разрослись до того, что люди по ночам не спали, ходили вокруг домов с дубинами, молились о своем благополучии и ворчали на петербургские порядки, перенесенные в Москву.

С отъездом царицы в Петербург утихнут и грабежи и пожары и вообще станет гораздо спокойнее!

Наконец-то Москва дождалась этого!

Случилось это в декабре.

Петр Филиппович с великой радостью уселся в свою кибитку, рядом с музыкантом Штроусом. Они сговорились ехать вместе. Петр заметил, что Штроус теперь стал к нему особенно льнуть.

Царица, выйдя из дворца в сопровождении Разумовского, застегнула ему у всех на глазах шубу и поправила шапку, - к великому удивлению сопровождавших. Наследник, принц Петр, стоял тут же, дожидался, когда Елизавета отойдет от Разумовского.

Царский обоз густо облепило духовенство с хоругвями и иконами. На морозе стояли попы красноносые, волосатые, в одних ризах, и униженно, жалобно, дрожа от холода, тянули:

"Тебе, бога, хвалим, тебе, господа, исповедуем..."

Царица усталая, недовольная, поместилась в одном возке с наследником, который с оскорбительным любопытством и глупой улыбкой разглядывал поющих попов и хоругви.

Штроус бубнил Рыхловскому на ухо:

- Рвалась ехать с Разумовским... Бабы отговорили: народ, мол, осудит. Посадили к голштинцу чуть ли не силом. Позор! Мы тут время всуе убиваем, а в Питере вся жизнь заглохла... Иностранные послы истомились... Сколько лошадей загнали их курьеры, гоняясь из Питера в Москву с депешами от государств... Россия должна радоваться немцу-наследнику... Порядок будет.

Попы притихли. Загрохотали кремлевские пушки, закричали форейторы, скрипнули полозья, и царский поезд двинулся в путь. Петр Рыхловский сидел молча, уткнувшись в тулуп. То, что он узнал вчера, окончательно подавило его и оттолкнуло от двора: старушка Марья Ивановна во хмелю, за ужином, сказала ему, что на днях-де царица повенчалась с Алексеем Григорьевичем Разумовским тайно в Перове, в сельской церкви. Она одарила эту церковь дорогою утварью, богатыми ризами и воздухами, шитыми золотом и жемчугом собственной ее работы. Недаром слыла она большой рукодельницей. Не зря она просиживала многие вечера в обществе своих старушек с вязаньем и шитьем.