Валентин Костылев - Жрецы (Человек и боги - 2)

Возле монастырских стен в разбросанных повсюду многочисленных рядах лавок и шалашей, полков и амбаров шумела многотысячная толпа покупателей, стекавшихся сюда во время торга со всех концов России и многих стран мира. В виде отдельной рубленой крепостицы высился на берегу Волги гостиный двор с четырьмя башнями над проездами вовнутрь и пятой - самой высокой угловой, где постоянно стояла стража торга.

Как раз в пору событий романа русское правительство направило в Макарьев выдающегося русского зодчего И. Коробова, чтоб "при Макарьеве монастыре гостиной двор строить каменной и на строение онаго каменнаго двора штатс-конторе на каждой год, пока оной строением окончитца, ассигновать в требуемую по смете архитектора Коробова сумму, во 147.716 рублев...". Сами же государственные доходы с Макарьевской ярмарки в 1740-х гг. составляли 36 - 37 тыс. руб.

Макарьев-Желтоводский монастырь и ярмарка при нем были широко известны, и современники сообщали, что он "весьма пребогато построен и преславная в нем имеется церковь, коя весьма богато украшена, а лежит на луговой стороне на берегу великия реки Волги... При котором монастыре имеется немалая слобода, а при ней на берегу великия реки Волги построен древяной, великой гостин двор с многими торговыми лавками, где бывает преславная во всей России по вся годная Макарьевская ярмонка".

В слободе жили приписные к монастырю трудники: кузнецы, плотники, каменщики, иконописцы, ткачи и гончары, платившие архимандриту "з братьею" не только денежный, но и натуральный оброк-зделье. В центре слободы в середине XVIII в. высилась ярусная рубленая церковь, которая лишь в конце столетия, уже после получения Макарием статуса города, будет отстроена кирпичной (сохранилась до наших дней).

С 1700 года царю Арчилу Вахтанговичу вместе с Лысковом стала принадлежать и населенная преимущественно мордвой Терюшевская волость с такими крупными административно-хозяйственными центрами, как села Богоявленское, Рождественное, Большие Терюши.

Терюшевская волость в 1740-х годах оставалась в Нижегородской губернии самостоятельной административной единицей; в географических описаниях середины XVIII века сообщалось, что она "стоит во многих селах и деревнях, а отстоит от Нижнего 80 верст".

Стремясь к полному единовластию в своей вотчине, Грузинские, с одной стороны, сдерживали участие губернских властей в делах волости, и с другой - разными путями усиливали личную зависимость крестьян. Для терюханских управляющих была разработана инструкция, устанавливающая крупные штрафы и жестокие наказания для всевозможных бунтарей, и прежде всего "хулителей" имени вотчинников: "...ежели кто отважитца учинить противное из имеющихся нашего владения крестьян или кто будет нас обносить поносными словами, то с таковыми правящему поступать: взять ево под стражу в приказную избу и содержать до тех пор, как дело будет изследовано, и по следствии, ежели будут свидетели, взять с них отзывныя скаски с приложением рук их и как противник или поноситель скажется виновным с показанием свидетелей, то такового при собрании первостатейных крестьян в первой и второй раз наказать плетьми в приказе нещадно, а ежели будет в третий раз в таковом же подозрении находиться - то на такового зделать определение и перед приказом наказать плетьми нещадно и не в зачет того взыскивать денежный штраф 10 рублев".

Православной мордвы среди терюхан было много еще в XVII веке, но во время насильственной христианизации, проведенной Дмитрием Сеченовым, число их неизмеримо выросло. "Миссионерская" деятельность Сеченова проходила по ставшей традиционной для церкви формуле "крещения огнем и мечом". Принуждаемые принять христианство (а с ним и церковные повинности), возмущенные осквернением могил, терюхане оказали вооруженное сопротивление, вылившееся в широкое восстание. В нем приняли участие (только по официальным данным) до шести тысяч человек - русских, мордвы, черемисов.

Более полугода сопротивлялись крестьяне Терюшевской и окрестных волостей, своим выступлением предвещая разразившуюся в 1773 - 1775 годах крестьянскую войну под предводительством Емельяна Пугачева.

Вновь обнаруженные документы того времени не только дополняют цепь событий "бунташного" 1743 года, но и создают редкую возможность проникнуть в творческую лабораторию В. И. Костылева. Увидеть его метод отбора фактов и их дальнейшую литературную обработку.

В предлагаемых ниже материалах опущены пересказы, встречающиеся в документах, повторения уже известного. Требовательному же и пытливому читателю-краеведу мы предлагаем обратиться к первоисточнику - ГАГО, ф. 1, оп. 1, дело 28, л. 79 - 110. Указы Сената, Синода и коллегий в Нижегородское губернское правление и духовную консисторию за 1743 год.