Валентин Костылев - Жрецы (Человек и боги - 2)

В Шарпанском скиту, чудом уцелевшем вместе с Оленевским скитом после разгрома епископом Питиримом девяноста четырех скитов, люди оказались действительно робкие, забитые. Они долго не решались впустить к себе атамана с его помощниками, и, только когда изнутри к воротам подошел диакон Артемий, старый товарищ бородатого Васи, путников впустили в скит.

- Доложи! От братьев из Стародубья послание. Важное дело, заторопился Михаил Заря. Старец схватил письмо с большой спешностью.

- Подождите здесь, - сказал он и побежал в келью настоятеля скита.

Вскоре на дворе с пением стихир появились керженцы, вышедшие из большой моленной избы. Во главе их шествовал широкоплечий головастый чернец.

- Сам Рафаил!.. - шепнул Василий на ухо атаману. - Начальник их...

Пройдя к гостям, скитники низко поклонились. Долго читали они тоскливые стихиры, после чего старец Артемий подошел к Михаилу Заре и, к великому его удивлению, вернул ему обратно доставленное им на Керженец письмо из Стародубья.

- Добро жаловать, гости дорогие! - сказал он, еще раз низко поклонившись. - Скитская братия просит вас, по прежде бывшему обыкновению, разделить с нами трапезу.

Словно в беспамятстве, опять вытянув невыразительные лица, прямые, безгласные, медленно и как-то одинаково, будто по только ими одними слышанной команде, тихо двинулись скитники в дальний угол двора.

Михаил Заря и его товарищи последовали за скитниками. Вошли в просторную горницу. Посередине - накрытый белоснежной скатертью длинный стол. Скитники снова заголосили:

Вспомяни, душе моя,

На телесное здравие,

И на скоромимоходящую красоту...

Пели долго, поглядывая друг на друга и выпятив кадыки из-под косматых бород. После молитвы, оборвавшейся как-то сразу, они продолжали некоторое время стоять молча. И только когда Рафаил сделал знак рукой, указывая на стол, скитники ринулись к еде, повытаскав из карманов деревянные ложки.

Гостям ложки принесли на блюде. Не успели усесться, как в трапезную вошло несколько бельцов с деревянными долблеными чашами, наполненными похлебкой. За ними другие несли блюда с ломтями хлеба. Затем последовала рыба и горох, а за горохом - мед и квас.

Трапеза продолжалась часа два. Атаман Заря, привыкший тратить на еду минуты, с нетерпением ждал: когда же наконец кончится. Мысленно он сравнивал стародубских диаконовцев с керженскими. В Стародубье они не были похожи на монахов, не чуждались мирян и были подвижные, предприимчивые, даже участвовали в вооруженных столкновениях украинцев с поляками, а здесь?!

Выждав удобный момент, он шепнул об этом Василию. Тот ответил: "Обсиделись на купецких харчах... сосунки!"

Скитники заметили перешептывание гостей; видимо, их вождю это не понравилось. Он строго взглянул на атамана и, поднявшись из-за стола, сердитым голосом стал читать молитву. Чернецы, как один, вторили ему.

Рафаил вышел на зеленую поляну перед трапезой, гордой, важной походкой, и сказал, обращаясь к атаману:

- Всегда моляшеся о душах ваших и желая вам духовного и телесного благополучия, понеже вы по вере близкие нам братья, - не можем мы во зло нам всем обратить нашу любовь к вам, и хотя стародубский праведник Анфиноген, коего нам предлагают в духовники, - сановит и политичен, но в его преданности старой, правой вере у керженских старцев превеликое сомнение.

Кто-то из скитников крикнул басом:

- Самозванец он!

- На Волынщине он объявил себя архиереем и окружился поповщиной. И посвящал он и попов!.. - закричал другой скитник. - Какой же он дьяконец?!

Рафаил кивнул в его сторону с торжествующей улыбкой:

- Слышишь, брат! Нам тоже кое-что известно. Мы видели его письмо к Патрикию-попу, в коем он явно открылся епископом и уже писал поповцам: "божиею милостью смиренный Анфиноген, епископ...". Обращался "ко всему православному во святем духе в Молдовахии и Польском королевстве живущему христианству"... Могут ли люди диаконовского согласия признать такого Януса своим вождем?..

Михаил Заря не растерялся - настойчив и смел он был в спорах:

- Добро! - сказал он. - Тамошний господарь Молдовахии и митрополит и власти польские уважают его за ум и крепкую волю... Едва ли к кому будет стекаться в здешних местах народ в толиком числе. Изберете его вождем, будет вам благо. Знают его раскольники и на Украине, и в Приуралье, и на низовьях Волги, и везде ему верят, а самозванцем его называют русские власти и епархиальные начальники. Народ не зовет его самозванцем. Вы укрылись от народа за монастырским частоколом и обратились в монахов, а не вождей раскола. Анфиногена любит народ, и не верьте тем, кто о нем уведомляет, яко о самозванце. Миряне его уважают. Рассудите правильно и с честью о нем. Не попусту меня к вам прислали.