dm - ИСТОРИЯ 19 века том 3

Вскоре стало известно, что, высадившись во Франции,Наполеон был встречен всеобщими приветствиями. Его про-движение в Париж, по крайней мере по проявлениям народ-ной радости, напоминало триумфальное возвращение его из Египта в 1799 году. Войска изменяли королю, Франция отка-зывалась от Бурбонов, и Людовик XVIII принужден был бежать. Таким образом, Франция собственными руками раз-рывала Парижский трактат. Союзники ничуть не сомнева-лись, что, переходя на сторону Наполеона, французы хотели вместе с ним и с его помощью восстановить границы респуб-лики, ее естественные границы, т. е. границу Рейна, издавна окруженную в воображении народа священным ореолом и являвшуюся для французов единственным условием славного и прочного мира. «Не подлежит никакому сомнению, что для обратного завоевания Бельгии и левого берега Рейна с востор-гом двинутся в поход все солдаты и даже рекруты», — писал незадолго до того временно исполнявший обязанности мини-стра иностранных дел Жокур. И союзники прекрасно этопонимали. Главной гарантией мира для них были Людо-вик XVIII, монархия и хартия. А так как реставрированная монархия обнаружила свою неспособность привлечь к себе симпатии нации и управлять ею, и так как французы явно выказывали свое отвращение к этой монархии, то союзники снова оказывались в тех же условиях, в каких находились до падения Наполеона. Но они возвращались к этому поло-жению с чувством разочарования перед неудавшейся опера-цией, сожалея о проявленной ими прежде по отношению к французам умеренности и с твердым намерением найти более действенные гарантии против воинственных порывов и рево-люционного духа этой нации.

Восстановление коалиции. 25 марта четыре союзных дер-жавы торжественно возобновили Шомонский договор с целью«сохранить в силе» Парижский трактат и, как гласила гроз-ная оговорка, «с целью дополнить постановления этого трак-тата». Тщетно Наполеон, пытаясь пустить в ход политику,за неприменение которой в свое время упрекали Людови-ка XVIII, пытался снова завязать сношения с Россией и от-влечь ее от Австрии и Англии. Он переслал Александру дого-вор 3 января, который по чьей-то непростительной небреж-ности попал в его руки. Но теперь этот трактат был уже мер-твой буквой. Александр, вообще не долюбливавший Меттер-ниха, выказал последнему свое неудовольствие по поводу этого документа, что, впрочем, ничуть не помешало им стол-коваться по всем вопросам. Но в отношении англичан Але-ксандр не испытывал или по крайней мере не выказывал ника-кого раздражения. Он велел даже написать Кэстльри письмо, насквозь проникнутое умонастроением 1812 года. Если же он делал вид, что возмущен позицией Талейрана и Бурбонов, подписавших этот договор с Австрией и Англией (что он так легко прощал последним двум государствам), то это про-исходило потому, что ему выгодно было иметь явный поводк неудовольствию против Талейрана и тем самым предлог, позволявший не брать на себя обязательства опять восста-новить на французском престоле старшую линию Бурбонов.

Возвращение Наполеона с острова Эльбы и бегство Людо-вика XVIII в Гент одним ударом разрушили здание, с таким

(1) Йаков II Стюарт — английский король, изгнанный из Англии револю-цией 1688 года; долго проживал из милости при дворе Людовика XIV во Фран-ции. — Прим. ред.

умом и искусством возведенное Талейраном. Дело в том, что все это искусное построение было основано на реставрации,на принципе легитимизма, в силу которого реставрация была произведена, на провозглашении этого принципа союзникамии на совпадении его с интересами Франции, на сознании союзниками необходимости поддерживать реставрированную монархию и на тех гарантиях мира, которые последняя по-вторно делала в своих же собственных интересах. Возвращение Наполеона снова отбрасывало Европу к политике факта и силы. «Принципы», по совершенно справедливому замечанию Талейрана, и прежде признавались союзниками лишь по-стольку, поскольку они ни в чем не противоречили их инте-ресам, а теперь они окончательно превратились в абстракт-ную формулу, лишенную всякого политического значения. Наступил возврат к правилу Александра, которое было харак-терно для всей старой дипломатии: «Выгоды Европы — этои есть право». Союзники в весьма жесткой форме дали это почувствовать послу Людовика XVIII. Разыгрываемая Талей-раном роль была искусственна. Вся сила Талейрана заключа-лась в самой силе вещей, а его искусство — в том, что он умел это понимать и использовать. Но как только он лишился проч-ной опоры, маска упала, и остался человек с необычайным апломбом, поразительно ловкий, но посрамленный событиями,сбившийся в своих расчетах, невыносимый и вызывавший презрение. Он уже больше не разыгрывал роли «министра Людовика XIV», он был теперь не более как министром Иако-ва II.1 Тщетно пытался Талейран выбраться из тупика. Он исчерпал все хитрости. Он пытался добиться от союзни-ков публичного заявления, что целью войны является восстановление Бурбонов. Он старался вырвать у них обещание, что границы Франции, признанные Парижским трактатом, останутся без изменения, и, чтобы добиться этой гарантии, втерся в коалицию и привлек туда же Людови-ка XVIII. Он надеялся таким образом затруднить союзникам ограбление государя, который действовал заодно с ними. Но то был государь, лишенный теперь престола, бежавший из своей страны, утративший и свою армию и свою популяр-ность. То был «претендент» 1795 года, возвратившийся в свое изгнание, и каждый, сообразуясь со своими утилитарными расчетами, оставлял за собой право обращаться с ним как с изгнанником и человеком, нуждающимся в покровительстве.