dm - ИСТОРИЯ 19 века том 3

Меттерних мог убедиться в этом при первых же намеках, сде-ланных им в этот день Талейрану. Последний выказал готов-ность договориться с Австрией по главным вопросам, но при этом указал на то, что от него держатся в стороне и окружают его густой сетью тайн. «Что касается меня,— прибавил Талей-рад,— я этого не делаю, да я в этом и не нуждаюсь: в этом и заключается преимущество людей, действующих только на основании принципов. Вот бумага и перья. Желаете вы напи-сать, что Франция ничего не требует и даже ничего не примет?Я готов под этим подписаться».— «Но вот, например, неапо-литанский вопрос, ведь он прямо вас касается?»—«Он касается меня не более, чем всех прочих. Для меня это лишь принци-пиальный вопрос». И, воодушевившись, Талейран объяснил,что он понимает под «принципиальными вопросами»: восста-новление Бурбонов в Неаполе, а саксонского короля в Дре-здене, отклонение прусских притязаний на Саксонию, Люксем-бург и Майнц и русских притязаний на Варшаву. Эти «прин-ципы» совпадали с «интересами» Австрии. Талейран знал это очень хорошо и без особого удивления выслушал ответ Мет-терниха: «Мы стоим гораздо ближе друг к другу, чем вы это думаете. Обещаю вам, что Пруссия не получит ни Люксем-бурга, ни Майнца. Мы столь же мало желаем, как и вы, чрез-мерного расширения России, а что касается Саксонии, то мы сделаем все от нас зависящее, чтобы сохранить от нее, покрайней мере, часть».

Затем приступили к совещанию. Талейран принял проект Гентца и согласился на совещания, которые должны были предшествовать конгрессу, так как теперь он был уверен в том, что будет туда допущен и что союзники откажутся отмысли заранее решать все вопросы между собою. Но Талейран потребовал, чтобы к тому пункту, где говорилось о пред-стоящем 1 ноября открытии конгресса, были добавлены слова:«Будет поступлено согласно принципам публичного права». Это предложение вызвало целую бурю. Особенно горячо воз-негодовали пруссаки. Весьма тугой на ухо Гарденберг вско-чил и, стуча кулаком по столу, с угрожающим видом произнес несколько отрывочных слов: «Нет, милостивый государь...публичное право... это бесполезно... это разумеется само собой». «Если это само собой разумеется,— возразил Талей-ран,— то еще лучше будет, если мы это ясно скажем». Гум-больдт также кричал: «При чем тут публичное право?»—«А притом, что вы находитесь здесь»,— снова ответил Талейран,помнивший, как в Тильзите Пруссия чуть было не исчез лас карты Европы. Кэстльри задал ему вопрос, будет ли он более сговорчив, если ему дадут удовлетворение по этому пункту.Талейран, в свою очередь, спросил его, чего можно при сго-ворчивости ждать от Англии в неаполитанском вопросе. Кэстльри обещал Талейрану поддержать его требованиевсем своим влиянием. «Я поговорю об этом с Меттернихом; я имею право на свое мнение в таком важном деле».— «Выдаете мне слово?»—«Даю вам слово». После двухчасовыхдебатов была в конце-концов принята и поставлена несколь-кими строками выше фраза: «С тем, чтобы результат соответ-ствовал принципам публичного права, постановлениям Париж-ского трактата и пр.»(1)

(1) В общепринятом смысле слова термин «публичное право» означает: «госу-дарственное право», т. е. учение о правах и обязанностях во взаимоотноше-ниях государства и отдельных граждан и групп граждан. Но на Венском кон-грессе под этим термином условились понимать также и международное право(le droit des gens), т. е. учение об отношениях самостоятельных государств другк другу, о нормах, регулирующих эти отношения как во время мира, так и вовремя войны. Дипломаты Венского конгресса противопоставляли «принципы права и справедливости» принципу завоевания и возникавшему на основании завоевания полному произволу времен Наполеона. Конечно, с их стороны это было лишь тактическим приемом. — Прим. ред.

Талейран добился многого. Он нащупал слабое место союз-ников; однако он не заблуждался относительно всей трудности задачи, состоявшей в том, чтобы заставить публику поверить его, Талейрана, словам о праве и бескорыстии. Он прекрасно понимал также, что нельзя добиться торжества даже самых справедливых принципов, если за ними не стоит сила, способ-ная их поддержать. Вот почему он писал 13 октября королю:«Те, кто знают наше отрицательное отношение к их претен-зиям, думают, что мы можем им противопоставить одни лишь отвлеченные рассуждения. Император Александр сказал несколько дней тому назад: «Талейран разыгрывает здесь роль министра Людовика XIV». Гумбольдт, стараясь одновре-менно и привлечь к себе и запугать саксонского посланника фон Шуленбурга, сказал ему: «Французский уполномоченный выступает здесь с довольно благородными заявлениями;но одно из двух: или за этими заявлениями скрывается какая-нибудь задняя мысль, или за ними нет никакой силы, способ-ной их поддержать. Поэтому горе тем, кто поверит этим сло-вам! Самым лучшим средством к прекращению всех этих речей и к выходу из теперешнего нерешительного положения было бы, если бы ваше величество в декларации, обращенной к своим народам, ознакомили их с принципами, преподан-ными нам для руководства, объявили бы, что вы твердо наме-рены ни в коем случае от них не отступать, и хотя бы только намекнули на то, что справедливое дело не останется безподдержки». В ожидании этого шага Талейран начал просве-щать представителей мелких государств: «Безрассудство неистовствует повсюду,— говорил он Гагерну.— Все здесь делается с величайшим легкомыслием. Ни один вопрос неразработан как следует. Забывают, что это уже не Шомон.(1) Нам не нужно ничего, решительно ничего, ни одной деревушки,но мы хотим добиться справедливости. И если нам в этом будет отказано, то я не остановлюсь перед тем, чтобы в знак протеста покинуть конгресс. Лично мне Бельгия не нужна.Знаете ли вы, в чем заключаются мои интересы в Бельгии? В свободе судоходства по речным путям — вот все, чегоя хочу».