Вадим Кожинов - Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)

Поэтому едва ли стоит думать, что зрелые стихотворения поэта, появившиеся в печати в 1829-1830 годах, были созданы ранее 1828 (или уж в крайнем случае - 1827-го) года и долго находились под спудом. Тютчев в самом деле перестал посылать стихи в Россию позднее, когда увидел, что его поэзия не находит, в сущности, никакого отзыва. Кроме того, в 1833 году в его жизни началась мучительная личная драма. И если в 1829-1831 годах в печати появились десятки тютчевских стихотворений и переводов, то в 1832-1835-м было всего несколько случайных публикаций. И в 1836 году для того, чтобы довести тютчевские стихи до печати, понадобилось, как мы уже знаем, энергичное вмешательство Ивана Гагарина. Но к этому времени, между прочим, и сам Пушкин почти отказался от обнародования своих стихотворений...

Словом, Тютчев стал поэтом не ранее 1827-1828 годов - уже после появления всецело зрелых плодов пушкинской поэзии. Незадолго до того, как Тютчев в 1825 году приехал из Германии на родину в полугодовой отпуск, вышла в свет первая глава пушкинского "Евгения Онегина", предваренная "Разговором книгопродавца с поэтом". Ее появление было большим событием, и невозможно усомниться в том, что Тютчев внимательно изучил это совершенное, классическое творение русской поэзии.

К глубокому сожалению, никакие тютчевские суждения о Пушкине, относящиеся к этим годам, до нас не дошли (собственно говоря, почти никаких литературных суждений Тютчева периода 1823-1828 годов не сохранилось вообще, а ведь это время творческого становления поэта). В цитированных стихах 1820 года - то есть написанных тогда, когда Пушкин еще не достиг истинной зрелости, - Тютчев уже сказал о присущей поэту "силе сладкогласья", об его "волшебной струне", о том, что он "великим уделом награжден". И естественно предположить, что поэтическое совершенство "Онегина" Тютчев сумел оценить (хотя позже отказывался считать его "романом").

Стоит сказать еще, что в 1825 году, когда Тютчев пробыл несколько месяцев в России, он не мог не встречаться постоянно с пушкинской поэзией, ибо она присутствовала тогда почти в каждом журнале и альманахе, в любой литературной или просто "светской" беседе.

В 1824 году отдельными книжками вышли в свет "Кавказский пленник" и "Бахчисарайский фонтан", в 1825-м, как уже говорилось, первая глава "Евгения Онегина", а в следующем, 1826 году - вторая глава романа и "Стихотворения Александра Пушкина", - книга, впервые широко представившая лирику поэта. Известно, что Тютчеву регулярно присылали книги из России. Так, в 1837 году он сообщает родителям из Турина (переписка его с родителями сохранилась только лишь начиная с 1836 года - то есть с четырнадцатого года его пребывания за границей) как об обычном факте:

"Сегодня утром, в то время, как я писал вам это, ко мне в комнату вошел человек и передал мне от вашего имени пачку русских книг и ваше письмо от 24 сентября. Весьма благодарен за то и за другое". Не будет натяжкой представить себе, что пушкинские "Стихотворения" 1826 года, вызвавшие громадный по тем временам интерес, дошли до Тютчева и в Германии.

После гибели Пушкина Тютчев назовет его живым органом богов, и нет никаких оснований полагать, что это осознание пушкинского величия далось Тютчеву только к тому времени; мы знаем, что его мысль, проникновенность его духа, созрела очень рано - даже раньше собственно поэтического дара.

В начале 1828 года в "Московском вестнике" появились одна за другой статьи любомудров Шевырева и Ивана Киреевского, в которых впервые было сказано о подлинной зрелости пушкинского гения, о том, что Пушкин раскрывается как великий национальный поэт. Нелепо было бы думать, что Тютчев не понял тогда же эту ясную другим любомудрам истину.

Через десяток лет, в 1836 году, Тютчев напишет, что Пушкин "высоко стоит над всеми современными французскими поэтами". Этими поэтами были ни много ни мало Альфред де Виньи, Барбье, Мюссе, Жерар де Нерваль, Ламартин, Беранже и даже сам Гюго, в котором Франция видит одного из величайших своих поэтов (в России он более признан как прозаик); стихи трех последних Тютчев, кстати сказать, сам переводил на русский язык. Насколько нам известно, цитированное суждение было первым по времени признанием всемирного величия пушкинской поэзии. И принадлежало оно не кому иному, как Тютчеву!

Если в 1836 году Тютчев мог поставить Пушкина "высоко над всеми современными французскими поэтами", вполне естественно полагать, что за десять лет до того, когда начиналась подлинная жизнь самого Тютчева в поэзии, он уже ясно воспринимал верховную роль Пушкина в русской поэтической культуре. И тот факт, что Тютчев действительно стал поэтом лишь в конце двадцатых годов, уже не в первой молодости, достаточно многозначителен.