Вадим Кожинов - Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)

Во главе революций, писал далее Тютчев, оказывалось то, что "называли до сих пор представительством"; но последнее "не является, как бы об этом ни говорили, самим обществом, обществом с его интересами и верованиями, а чем-то абстрактным... называющимся публикой".

Очень важно напомнить здесь высказывания Тютчева о предвидимых им отдаленных последствиях того, что происходило в его время в Германии. Уже цитировались его слова о том, что все это способно "повести Европу к состоянию варварства, не имеющему ничего себе подобного в истории мира, и в котором найдут себе оправдание всяческие иные угнетения". Поэт объясняет там же: "Это дальнейшее выполнение все того же дела, обоготворения человека человеком, - это все та же человеческая воля, возведенная в нечто абсолютное и державное, в закон верховный и безусловный". При этом Тютчев специально подчеркивает, что эта варварская эгоистическая "воля" проявляется равным образом и в политических партиях, и в политике правительств.

Таким образом, если Жюль Мишле видел в том, что он называл "демократическим индивидуализмом", заведомо "плодотворное" начало, то Тютчев предрекал страшные последствия "апофеоза человеческого я".

Вот чему противопоставлял Тютчев Россию, в которой он не находил тогда сколько-нибудь развернутых явлений индивидуализма и социального эгоизма. И в сороковые годы это в определенной степени так и было. Позднее, в шестидесятых годах, поэт в полной мере открыл те же черты и в русской действительности и говорил о них, как мы еще увидим, со всей беспощадностью. Но так или иначе он был убежден, что в России имеется больше оснований для победы над гибельным индивидуализмом.

Поэт связывал это и с особенной природой восточного - православного христианства. Сама его идея "Державы" - это прежде всего идея "православной Державы".

Было бы совершенно ошибочным сделать из этого заключение о своего рода наивности или даже слепоте Тютчева, который-де не замечал, что именно в его время образованные люди России в своем большинстве начали все решительнее отходить от религии. Во-первых, поэт сам, как уже говорилось, был в достаточно сложных отношениях с религией; если сказать о этом наиболее кратко, он жил на самой грани веры и безверия и уж во всяком случае - за пределами церкви. С другой стороны, он ясно видел, что молодые поколения неудержимо отстраняются от христианства. Так, в 1858 году поэт ради точного познания современной ситуации посещал в Петербургском университете лекции видного богослова В. П. Полисадова: "Он талантливый человек, говорящий замечательно хорошо, часто как оратор, и вместе с тем у него самое прекрасное лицо Христа, какое можно видеть, - рассказывал Тютчев в письме к жене. - Тем не менее это невыполнимая задача, особенно в наше время, для священника преподавать христианское учение, христианскую философию слушателям, состоящим из молодых людей, увлекающихся более или менее правами разума, за которые они держатся тем более, чем менее ими пользуются..."

Почему же Тютчев все-таки связывал свою историософию с православием? Об одной стороне дела уже шла речь выше. Почти двухтысячелетнее непрерывное бытие христианства давало возможность мыслить на основе его истории в рамках поистине "Большого времени" (если воспользоваться термином М.М.Бахтина). А Тютчев и как поэт, и как мыслитель всегда стремился видеть все именно в таком свете. Выше уже приводился многозначительный рассказ Тютчева о посещении им московской церкви в 1843 году, которое захватило его именно чувством Истории.

Вместе с тем Тютчев опирался на православную этику, отвергающую ненавистный ему индивидуализм. Поэтому он и говорил, что Россия - прежде всего христианская Держава.

Притом Тютчев утверждал, что только православие является истинным христианством; в католицизме и протестантстве он видел искажение, извращение - и именно индивидуалистическое извращение - христианской этики, хотя и в существенно разных направлениях.

Протестантство Тютчев истолковывал как тот же самый "апофеоз человеческого я", который он считал основной чертой Запада. Протестанты, писал он в 1849 году, решили "апеллировать к суду личной совести, то есть сотворили себя судьями в своем собственном деле", между тем как "человеческое я, предоставленное самому себе, противно христианству по существу". Далее, само возникновение протестантства в XVI веке поэт рассматривал как прямое, закономерное следствие становления католицизма в XI веке: