Джеймс Комптон - Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941

Он совершенно спокойно относился к инцидентам с американскими судами в Атлантике, случившимся в 1941 году. Ни потопление «Робина Мура», ни нападение на «Гриер» ничуть его не встревожили. Он просто не допускал мысли, что это могло быть сделано преднамеренно или что эти инциденты могли заставить Америку вступить в войну, – по его мнению, она была слишком слаба, а в обществе не было единства по этому вопросу. Теперь он уже был уверен, что угрозы для Африки и португальских островов со стороны американского военно-морского флота тоже не существует, поскольку флот этот очень слаб.

Объявление чрезвычайного положения в стране, по мнению атташе, было сделано для того, чтобы всем стало ясно, что Рузвельт – великий лидер, но вся речь президента показалась ему «переполненной тревогой», поскольку Америка не могла бороться против стран оси. Она только лишний раз доказала, что инициатива принадлежит Германии. Он не собирался менять своего мнения по поводу американского военного потенциала, поскольку об ускорении перевооружения армии «не могло быть и речи». Речь президента, таким образом, «была не демонстрацией американской силы, а признанием серьезных трудностей, с которыми столкнулись англичане» и которые Соединенные Штаты не в силах устранить. И наконец, заявления о том, что Америка должна выйти на передовые позиции, были отброшены как «простые газетные штампы» [63].

Беттихер приветствовал начало войны с Россией, поскольку сложившаяся ситуация усилит противоречия в американской политике. Рузвельт может обещать Советам «манну небесную», но ничего не сможет сделать. К октябрю «стратеги с примитивными мозгами» и клика Рузвельта обманулись в своей надежде, что Россия устоит, в то время как военные, считавшие немецкое нашествие «генеральным планом немецкого господства и солдатской непобедимости», оказались правы.

Японо-американские отношения тоже не остались без внимания атташе. Здесь для него все было просто: американский флот был дислоцирован в двух океанах, но даже если он и соединится в одно целое, ему все равно не удастся разгромить японский флот. Поскольку дилемма, с которой столкнулись американцы на Тихом океане, была «неразрешима», Япония и страны оси могли действовать как им заблагорассудится, не оглядываясь на Америку. «Япония, – писал атташе в октябре, – может делать на Дальнем Востоке все, что захочет, не опасаясь военного вмешательства США». Он опасался только одного: что Япония испугается американских жестов, которые, по его мнению, являлись чистым блефом.

Беттихер был глубоко убежден, что Америка не только хочет, но просто вынуждена искать соглашения с Японией, чтобы выиграть время для создания флота на двух океанах. Более того, он настаивал на своем мнении, что Америка никогда не сможет стать «арсеналом демократии», поскольку у нее нет доступа к дальневосточному сырью. Поэтому между «Океанией и США идет война нервов». Атташе был убежден, что, если Япония не нападет на Филиппины, Америка не вступит в войну, предпочитая проводить свою испытанную политику блефа и запугивания. Думая, что японцы не понимают этого, он решил просветить их и, как сообщал в докладе, сумел убедить японского военного атташе в том, что американская политика «блестит только с фасада». И наконец 15 ноября Беттихер предупреждал Берлин, что не стоит верить слухам о том, что если переговоры Халла и Курусу потерпят провал, то начнется война. Генерал даже заявил, что его очень «позабавил» подобный блеф, поскольку «все мы уже два года знаем, что Америка не может вести боевых действий на Тихом океане».

Верный своей политике истолкования любого американского шага или поступка как признака слабости и раскола нации, Беттихер не придал особого значения встрече Рузвельта и Черчилля в августе 1941 года. Она в лучшем случае продлит войну, но никак не сможет повлиять на ее исход, считал он. Согласно удивительной логике генерала, встреча на самом деле «только лишний раз продемонстрировала англо-американскую военную слабость», а также сделала попытку скрыть тот факт, что Германия уже выиграла гонку со временем. Таким образом, Атлантическая хартия явилась самым обыкновенным «брюзжанием, похвальбой, болтовней и подстрекательством».

В последние несколько недель перед началом японо-американской войны Беттихер почти полностью утратил чувство реальности. Американская военная поддержка вторжения Британии на континент будет тут же блокирована вооруженными силами. О такой авантюре раньше 1944 года и думать нечего. Уверенность атташе в том, что эти страны не способны на крупные военные операции, и убежденность в победе Германии стали теперь влиять и на более отвлеченные вопросы, вызывая у него опасения по поводу американской политики, направленной против стран оси. Повсюду растет уверенность, что с Россией покончено, что Япония успешно блокирует американскую политику, что американская промышленность никогда не сможет догнать немецкую. На англо-американские отношения, по мнению атташе, оказывают «огромное влияние немецкие победы», а в докладах, посвященных американским контрмерам на Тихом океане, эти меры назывались «бессмысленными и фантастическими». Рассматривая возможность вступления Америки в войну, Беттихер уверял Берлин в том, что «об этом не может быть и речи».