Джеймс Комптон - Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941

Мы не можем судить о том, какое воздействие оказали доклады дипломатов, пока не обсудим, как Соединенные Штаты влияли на политику Германии. Пока мы можем признать лишь то, что Риббентроп в общих чертах был знаком с той картиной Америки, которая вырисовывалась из депеш Томсена, Дикхофа и других. Гитлер, по-видимому, вынужден был в годы войны проявлять к Америке гораздо больший интерес, чем до войны, хотя и делал это против своей воли. Но он не принадлежал к числу людей, которые отказываются от своих предрассудков, поэтому не приходится сомневаться, что его представления о намерениях и возможностях Америки были результатом мысленного отбора, в процессе которого многое отвергалось. Об этом говорят его собственные заявления и, как мы еще увидим, та политика, которую он проводил. Тем не менее реальная мощь Америки должна была в последние годы жизни Гитлера, хотя бы изредка, разгонять туман его ложных представлений о ней.

Именно экономика Америки и ее растущая военная мощь, ее непримиримая враждебность к нацистской Германии, ее решимость приложить все усилия, чтобы под руководством Рузвельта не допустить завоевания Европы и Англии, – именно с той Америкой, картину которой создавали немецкие дипломаты в 30-х годах, столкнулся фюрер в декабре 1941 года, а вовсе не с той далекой, слабой, загнивающей и не готовой к войне страной, образ которой он создал в своем мозгу и который разделяли Риббентроп и Беттихер. Но даже до начала военных действий, по мере того как война с Англией затягивалась, Гитлер, если бы захотел, мог бы составить себе реальное представление о Соединенных Штатах. Если бы он оторвал голову от карт Советского Союза, то увидел бы, что Соединенные Штаты уже стали важным фактором в немецкой военной политике и что этот фактор вторгся в его политический мир. Но ни его недоверие к сотрудникам министерства иностранных дел, ни самоуверенные заявления перед теми, кто слушал его, не могли изменить реальность. Попытки Гитлера не обращать внимания на Америку приводили к неадекватной реакции Германии на те или иные ее шаги. Гитлер продолжал колебаться между мифом и реальностью, и из-за этого немецкая реакция на политику Америки была полна противоречий и в конечном счете оказалась губительной.

Итак, мы убедились, что отношение Гитлера к Америке отражало его политические допущения и стратегические ограничения. Его убежденность в том, что могущество страны должно строиться на расовом и культурном фундаменте, исключающем либеральную демократию; его мышление «пехотинца», которое так возмущало Эрнста Ганфштенгля; его уверенность в том, что все немецкие проблемы можно решить только путем захвата жизненного пространства в Восточной Европе, и его стремление концентрироваться только на сиюминутных проблемах Европы – все это проявилось в его презрительных высказываниях о США. Как показала жизнь, дипломатические депеши никак не влияли на мнение фюрера. Но это еще не все. После 1939 года Гитлеру пришлось вести войну, и, несмотря на привычку заниматься самообманом, ему постоянно надо было оценивать противостоящие силы. В эти силы входили, пусть не напрямую, но зато постоянно, и Соединенные Штаты, а точное представление об этой стране можно было получить только из докладов дипломатов.

В своей европейской крепости, окруженной старыми, хорошо знакомыми политическими и стратегическими факторами, Гитлер чувствовал себя в относительной безопасности и не боялся американской угрозы. В стратегических планах фюрера Америка почти не упоминается. Он сконцентрировался на своей идее Drang nach Osten (поход на Восток), будучи уверенным, что завоевание России чудесным образом разрешит все остальные проблемы, включая подчинение своей воле непонятных для него британцев и наглых американцев. Это была гонка между неизбежным завоеванием России и стойкостью англосаксонского блока. Мечтая о дне своей окончательной победы, Гитлер проводил арьергардные сдерживающие операции в Атлантике, а с помощью своего союзника Японии – в Тихом океане. Его политика в этих регионах была различной. В Атлантике, которая, по его мнению, почти не имела никакой связи с операцией в России (планом «Барбаросса»), он вел себя осторожно. Япония же находилась на восточном фланге России, и здесь он был готов пойти на риск. Но операции в обоих этих регионах все больше и больше привязывали Гитлера к США, стране, которая, по его мнению, вообще не должна была участвовать в мировой политике.