Хадлстон Уильямсон - Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919–1920

Поэтому с огромным сожалением мы уселись в «воксхолл» и поехали назад в Карловку, где опять сели на поезд. Поздно вечером, узнав, что 1-я гвардейская бригада уже на окраине Полтавы, мы двинулись вперед и прибыли на станцию следующим утром.

Однако лишь в полдень нам разрешили поехать в город, поскольку там предстояло сделать большую работу по прочесыванию, а кавалерия Топоркова все еще собирала запасы и пленных, которым путь бегства на север был перерезан. Мы также захватили три бронепоезда и несколько паровозов.

Появились люди с коробками патронов, оружием, одеждой и продуктами. У одного или двух на поясе висели приконченные куры, а сзади бежал, громко протестуя, их хозяин. Появились пленные, которых били, подталкивали, которые спотыкались под ударами винтовочных прикладов, некоторые были ранены, и все – в состоянии ужаса.

– Я помню, как находили трупы в Мигулинской, – произнес кто-то с горечью. – У них были отрезаны пальцы, а глаза выдавлены. Десяток человек похоронили заживо.

У многих пленных были при себе значительные суммы денег, а их офицерский багаж был набит всевозможными вещами вроде сахара и табака, мехов, ковров, хрусталя, мебели и даже фортепьяно.

Несмотря на вызванные обстрелом разрушения, рухнувшие дома с их плачущими владельцами и хаотично разбросанные трупы, вокруг слышалось много смеха, из рук в руки передавались бутылки и сигары, а из-под меховых казацких шапок на меня с ухмылкой смотрели свирепые глаза. И я с удивлением подумал, что так было, вероятно, в течение столетий. Так, должно быть, казачьи группы налетчиков входили в пограничные деревни, чтобы собрать свои трофеи и выкрасть женщин. Невероятным выглядело то, что и я участвовал в этом, но уже в XX столетии.

Полтава была симпатичным крупным провинциальным городом с обычным парком и садами, где все еще прогуливались люди, как будто ничего вокруг не происходило. Несмотря на выводимые из города колонны пленных, расположившиеся на улицах войска и синий дым костров, где готовилась еда, женщины в своих сельских платьях все еще выводили детей на прогулку. Появилось около дюжины мальчишек, самому старшему было не более четырнадцати, с большевистскими винтовками через плечо величиной с них самих, и они заявили, что собираются выслеживать красных. Один из них, не выше оружия, что было при нем, утверждал, что уже пристрелил нескольких.

Нас всех пригласили на ужин и концерт в нашу честь, и было предложено собраться в Дворянском собрании (впоследствии названном «Дворцом народа»!).

Прибыв на место, мы должны были входить порознь, в это время оркестр играл традиционную приветственную мелодию, а наши хозяева дружно и шумно хлопали в ладоши. Большой зал выглядел впечатляюще с его стенами, увешанными массивными позолоченными картинными рамами, заключавшими в себе разорванные портреты. В старое время это были изображения местных знаменитостей и помещиков, к тому же один в конце комнаты, из которого был вырван двуглавый орел, явно принадлежал самому царю. Однако прежние обитатели были вырваны из рам в первые дни революции и заменены на популярных героев новой демократии – Ленина, Троцкого, Чичерина, Луначарского, Зиновьева и Дзержинского. Последние, в свою очередь, сейчас были изорваны в клочья и свисали из рамок унылыми полосками после того, как были изрезаны штыками взбешенных белых солдат либо сегодняшним же утром были использованы в качестве мишеней при тренировочной стрельбе из пистолета. Кто-то из своей винтовки умело выбил Ленину глаза.

В конце зала находилась концертная площадка, а остальное пространство было занято двумя длинными столами, завершавшимися приставным столом, за которым сидели почетные гости. Сыгравший для нас приветствие оркестр лишь сорок восемь часов назад играл для большевистских руководителей, а развлекавшие нас артисты занимались тем же самым. Среди них была очень привлекательная польская дама, которая, как мне сказали, была очень хорошо известна в Москве и помимо того, что исключительно приятно пела, еще и насвистывала под свой же аккомпанемент на фортепьяно. Там был также и великолепный тенор, а также два скрипача, которым не стыдно было бы играть и для избранной лондонской публики.

Однако самой волнующей частью этого вечера был восторг наших хозяев и их радость оттого, что они освободились от власти красных. Здесь присутствовали многие члены самых известных в России семей. Старые генералы откопали свои полинявшие мундиры и повесили эмблемы, ордена и эполеты, которые со времени революции тщательно прятались. Были извлечены драгоценности и платья трех-, четырех– и даже пятилетней давности, и образованные и привлекательные женщины, перенесшие страшные потери и трудности, вновь окунулись в наслаждение смены нарядов. Большинство из них последние восемнадцать месяцев провели в бегах, работая горничными или служанками в собственных домах, чтобы избежать внимания вездесущей Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, которая столь рьяно выслеживала сторонников старого режима, фабриковала против них фальшивые обвинения и беспощадно приговаривала к тюремному заключению либо смерти.