Виктор Муратов - Командарм Лукин

Шалин, косясь на собаку, присел на завалинку.

— Чем порадуешь, Михаил Алексеевич?

— Немцы, судя по всему, взяли передышку. По данным разведки, гитлеровское командование еще тридцатого июля отдало директиву, в которой группе армий «Центр» приказывалось прекратить наступление на Москву и перейти к обороне.

— На себе мы что-то не почувствовали, что немцы перешли к обороне, — проговорил Лобачев.

— Это понятно. Нас немцы хотели не выпустить из кольца и раздавить. Думаю, друзья, — обратился ко всем Лукин, — и наши армии заставили Гитлера издать такую директиву. Что еще нового?

— Нам приказано завтра к вечеру сменить сто седьмую дивизию в районах Дорогобужа, Усвятья и Калиты.

— Прежде надо собрать армию. Переправлялись-то в разных местах. Разбрелись, — заметил Лукин.

— Остатки дивизий сосредоточиваются в районах Колодези, Сельцо, Спизово, Милеево, — доложил Шалин.

— Будем просить фронт дать нам хоть пару дней отдыха.

Солнце, склоняясь к горизонту, поубавило жар. Небо было чистым. Лишь одно перышко-облачко светлело и было недвижимым. Казалось, оно заблудилось или, оторвавшись, отстало от недавних туч и теперь не знает, что делать: или еще погреться на солнышке, или догонять свою стаю. Но, видимо, решило все-таки погреться, потому что висело неподвижно и насквозь просвечивалось солнцем.

От огорода тянуло угарным запахом цветущей полыни и зреющей конопли. Возле забора краснели кисти рябины и боярышника. Огород спускался от дома по косогору. Внизу его обрезала речка Устром, заросшая густым камышом. За ней, до дальнего леса, темнеющего на горизонте, золотилось ржаное поле. На краю его рассыпались люди.

Утром 6 августа в дивизиях и полках шестнадцатой армии был зачитан приказ Лукина, который удивил всех — от бойцов до командиров. Приказ требовал собрать в окрестных деревнях всю оставшуюся в колхозах технику, создать команды, в основном из числа бывших колхозников, и, насколько позволит обстановка, убрать хлеб, свеклу, картофель, а то, что останется, сжечь и уничтожить.

Лукин сидел на завалинке возле избы, когда подъехала эмка Лобачева. Не вылезая из машины, тот сообщил:

— Звонил Курочкин, приглашает на свой КП.

— Почему мы к нему, а не он к нам?

— И я задал этот вопрос. Говорит, что таково распоряжение фронта.

— Что бы это значило? Не чаи же распивать нас приглашают?

— Может, за твой «сельскохозяйственный» приказ спросят?

— Кто знает. Скорее, за Смоленск спросят. Ладно, поехали!

Машины покатили к деревне Васильки, в районе которой находился командный пункт генерала Курочкина. Там Лукин и Лобачев увидели маршала Тимошенко, членов военного совета фронта Булганина и Лестева, генералов Рокоссовского, Курочкина и члена военного совета 20-й армии корпусного комиссара Семеновского.

К Лукину подошел Рокоссовский, высокий голубоглазый красавец, стройный, подтянутый, лицо открыто, приветливо и улыбчиво. На груди — орден Ленина, три ордена Красного Знамени, медаль «XX лет РККА».

— Здравствуйте, Михаил Федорович. Рад вас видеть живым и… — он покосился на ногу Лукина, — почти здоровым. А мне недавно маршал Тимошенко говорит: «Лукин сидит в мешке и уходить не собирается».

— Пришлось, Константин Константинович. И спасибо вам — выручили. А я еще под Шепетовкой, когда услыхал вашу фамилию, подумал: не тот ли бравый начдив, с которым в двадцать шестом в Москве встречались? А могли бы мы крепко немцу всыпать, если бы с вашим корпусом объединились. Не скрою, обрадовался, когда узнал, что вы на помощь к нам под Ярцево и Соловьево пришли. Выходит, теперь вместе.

— Выходит, — улыбался Рокоссовский.

— Ну, где там герой Смоленска? — послышался голос Тимошенко.

Курочкин пригласил всех в палатку.

— Останемся здесь, — возразил маршал и обратился ко всем: — Хочу поздравить Лукина, Курочкина, Лобачева, Семеновского с награждением орденом Красного Знамени. Первые награды в этой войне. От души поздравляю. Ну а теперь о главном — об изменениях в руководстве. Понимаю, что все вы привыкли к своим войскам. И подчиненные сработались с вами. Все понимаю, но обстановка требует. Так вот, Курочкина Павла Алексеевича отзывает Ставка Верховного Главнокомандования. На двадцатую назначается Михаил Федорович Лукин, а командармом шестнадцатой — Константин Константинович Рокоссовский. Вопросы есть?

Сообщение было настолько неожиданным для Лукина, что он в первые минуты никак не мог собраться с мыслями. Его растерянность заметил Тимошенко.