Виктор Муратов - Командарм Лукин

— Убью негодяя! — Адъютант Клыков уже расстегивал кобуру.

— Не сметь! — крикнул генерал.

Командарма подняли, но встать на ногу он не смог. Глядя на побелевшее лицо шофера, сказал:

— Загрузите машину ранеными и на тот берег.

Лукину наложили на ногу повязку и лубок. Левая ступня оказалась сломанной. На переправу приехал Лобачев. Узнав, что произошло, он стал уговаривать командарма немедленно переправиться в госпиталь, но тот и слышать не хотел.

Полдня провозился старший лейтенант Клыков, сооружая из носилок подобие переносного кресла для Лукина. Кресло-носилки получилось удобным.

Переправа войск продолжалась. Многие уже были за Днепром, приводили себя в порядок. А западнее Днепра, в десятках километрах от переправы, еще вели тяжелые бои арьергарды. Им нельзя было спешить на спасительный восточный берег, прежде чем переправятся основные силы армии.

Замыкала горловину, по которой отходили войска армии, 152-я дивизия полковника Чернышева. Ей то и дело приходилось вести бои с наседавшим противником, надо было во что бы то ни стало удержать натиск гитлеровцев.

Ночью наконец-то полки дивизии вышли к Соловьевой переправе. Но после недавнего налета немецких бомбардировщиков она была еще не восстановлена. На берегу скопилось множество машин, повозок.

Летние ночи коротки. Чуть забрезжил рассвет, как вдалеке послышался нарастающий гул. Загромыхали тяжелые взрывы. Один за другим шли в пике самолеты. Колесом завертелась земля. Днепр вздыбился брызгами. Клубами черного, едкого дыма окуталась переправа. Всходило багрово-красное солнце, будто окрашенное кровью.

Чернышев в это время с радистом Коноваленко подходил к реке. Раздался взрыв. Горячая волна прижала комдива к земле. Радиста подняло и с силой ударило о борт машины. Его рука со скрюченными, посиневшими пальцами повисла над кабиной. У Чернышева изо рта струйкой потекла кровь. Он видел мчавшиеся во все стороны машины, фонтаны взрывов, вставших на дыбы с оскаленными мордами лошадей, а никакого звука не слышал — все, как в немом фильме. Контужен. Но сила воли заставляла его действовать, Комдив подполз к радисту, взвалил его на плечи и, не обращая внимания на взрывы, тяжелой шаткой походкой пошел к переправе…

Приказом маршала Тимошенко армия Лукина по выходе на восточный берег Днепра должна была выводиться в резерв фронта. Части и соединения понесли огромные потери в людях и материальной части.

Штаб армии разместился в небольшой деревне Красный Холм, в низком и длинном, как барак, помещении колхозного клуба. Для командарма Клыков облюбовал неподалеку небольшую избу, стоявшую на краю леса.

Клыков и Смурыгин помогли Лукину выбраться из машины. На шум мотора из конуры выскочил крепкий взъерошенный пес и поднял заливистый лай. Он агрессивно метался вдоль жердевого забора.

— Даша! Дашенька! — закричал Клыков. — Где ты там? Уйми свою дворнягу!

Лукин удивленно покосился на адъютанта: «Успел познакомиться. Казак!»

Из-за кустов смородины вышла девочка в голубом платьице и звонко крикнула:

— Лорд, на место!

Пес мгновенно умолк и, подчиняясь своей повелительнице, опустив морду, побрел в конуру. Даша погрозила ему кулачком и уставилась на пришельцев огромными голубыми глазами. Губы и пухлые щечки девочки были измазаны черными ягодами, и даже на вздернутом облупившемся носике были фиолетовые следы смородины. Волосы, выгоревшие на солнце, были заплетены в две тоненькие косички и торчали над ушами вопросительными знаками.

— И вовсе Лорд не дворняга, — возразила Даша, — а, когда вырастет, будет овчаркой: у него уши уже начинают выпрямляться.

— Хорошо, подождем, когда совсем выпрямятся, — улыбался Клыков. — Мама не вернулась?

— Как можно так рано вернуться, солнце еще, гляди! А в поле хлеб осыпается, — пояснила Даша.

— Что ж, веди гостей в хату.

— В какую «хату»?

— Ну в избу, в избу. Вот дядя генерал поживет у вас.

Снаружи изба под камышовой крышей выглядела ветхой и неказистой. Но стоило Лукину оказаться внутри, как на миг ему почудилось, будто во сне попал он в родное Полухтино. Почти точно такое же, как в родительском доме, немудреное убранство. Большой стол с выскобленной столешницей, лавки вдоль стен, полати, свежевыбеленная русская печь. Высокий комод, покрытый накидкой, вышитой мережкой. На окнах такие же мережковые занавески. На светлых бревенчатых стенах множество семейных фотографий под стеклом, черный бумажный репродуктор — «тарелка». В углу, на самодельной этажерке, тесно уставленной книгами, возвышался школьный глобус. Это удивило Лукина. Дашеньке вроде еще рано изучать географию. И он спросил ее об этом.