Эрих Керн - Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945

Боевой клич эстонцев («Из развалин произрастает возмездие!»), сражавшихся за родную землю в рядах 20-й дивизии ваффен СС, вскоре стал паролем всего Нарвского фронта. И кремлевским руководителям нечего было и надеяться сломить этих людей. (На самом деле после короткой передышки 24 июля наши войска начали Нарвскую операцию, и к 30 июля немцы и их ведомые, разбитые, отползли на 20 километров к западу. – Ред.)

Вместе с эстонцами, голландцами, норвежцами, фламандцами и датчанами в боях участвовали и немецкие поселенцы из Юго-Восточной Европы, потомки германских переселенцев, заселивших плодородные земли Баната и Бачки, леса и альпийские луга Трансильвании. И теперь на далеком севере они защищали свои семьи, домашние очаги и земли. Все эти люди, пришедшие сюда с юго-востока, запада и севера Европы, были связаны узами теснейшей дружбы – узами совместных переживаний, опасностей и жестоких схваток с врагом.

Русские снаряды не всегда накрывали цель, и шпиль городской ратуши, так напоминавший силуэты Амстердама и Харлема, несмотря на все старания неприятельских канониров, продолжал гордо возвышаться над пробитыми во многих местах крышами.

– Теперь уже не имеет значения, попадут ли они или нет… Нарва все равно мертвый город, – сказала пожилая женщина, прачка, по-матерински опекавшая солдат нашей роты.

Немецкая церковь была основательно повреждена, и лишь массивные угловые контрфорсы, по-прежнему сверкая ослепительной белизной, напоминали о былой красоте здания, возведенного трудолюбивыми руками в XVII в. в стиле барокко. В руинах лежала и старая биржа, где мужество и упорство моряков, крестьян и солдат воплощалось в звонкую золотую монету. От старого здания аптеки сохранилась только фасадная стена, стоявшая наподобие театральной декорации. Там и сям среди обломков зданий можно было увидеть изящные калитки старинной работы – разительный контраст с грудами развалин вокруг. Надписи с датами, охватывающими четыре столетия, – свидетельства былого богатства старой крепости на реке Нарве.

Над нашими головами стремительно пронеслась стая ласточек, развернулась и круто взмыла вверх, к голубому небосводу. Они прилетали в Нарву, как обычно, в конце весны. Это при них король шведский разбил русское войско в 1700 г. (наш Мюнхаузен ошибается – в конце ноября птички уже улетели на юг. – Ред.), а ослепленный грек посылал проклятия царю, стоя перед своим творением – мощной крепостью Ивангород (Ивангород, повторимся, построили псковские мастера, а не «грек». Автор не видел крепостные укрепления Пскова (построенные псковскими же мастерами; стены Пскова оказались неприступными для войск польского короля Стефана Батория в 1581–1582 гг. и шведского короля Густава II Адольфа в 1615 г. – шведы пытались взять Псков пять раз – в 1611, 1612 гг., два раза в 1615 г. и в 1616 г.), иначе, видимо, сочинил бы что-нибудь пострашнее «ослепления грека». – Ред.); они были свидетелями взлета и падения серпа и молота и видели боевые знамена – германское и эстонское, развевающиеся рядом. И ласточки продолжали прилетать, как всегда на протяжении столетий, невзирая на огонь и дым, рвущиеся снаряды и шум яростной схватки. Войны, горе и радости приходили и уходили, но ласточки неизменно возвращались в Нарву.

Чугунный крест на кладбище выделялся черным силуэтом на фоне белесого ночного неба. Звезды мигали сквозь крышу большой церкви, разрушенной неприятельским снарядом. По полу разбросаны позолоченные иконы. Мы осторожно пробирались через церковный сад с его цветами и цветущими деревьями. Тропинка, по которой мы шли, местами прерывалась воронками от снарядов, поперек нее лежали поваленные взрывом деревья. Многие поколения бюргеров Нарвы покоились здесь на церковном кладбище этого старинного ганзейского и тевтонского (ливонского) города – немцы, шведы, датчане, голландцы, эстонцы; порой попадались и могилы белогвардейских офицеров и священников.

Слышались призывные и настойчивые трели соловья. А над нашими головами с воем и свистом проносились тяжелые снаряды. Где-то впереди строчил пулемет. И снова пронзительный вой снарядов, на этот раз уже довольно близко. Мы бросились плашмя на землю между могилами, осколки дождем посыпались вокруг, никого не задев. Поднимаясь, я прочел на ближайшем кресте: «Якоб Никодемус Будде. Купец и мореплаватель, род. 21 мая…» Год рождения стер осколок снаряда.

Через несколько часов, возвращаясь к месту своего расположения, я решил все-таки попытаться расшифровать дату рождения на кресте полностью, но русский снаряд избавил меня от лишних хлопот: крест разметало на мелкие кусочки.