Эрих Керн - Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945

Именно к этому периоду моих мучительных колебаний и сомнений относится история с умиравшим перебежчиком.

Снова и снова нам приходилось наблюдать, как русские солдаты гибли под уничтожающим огнем наших пулеметов, и каждый раз мы размышляли над странным явлением, характерным для этой войны с Россией. Почему люди, измученные и угнетаемые, как никакой другой народ мира, с такой готовностью шли на смерть ради своих хозяев? Разумеется, нам еще ни разу не попадался красноармеец, так же, как любой немецкий солдат, понимавший элементарные истины и готовый вполне сознательно исполнить свой воинский долг. А потому такое откровенное пренебрежение собственной жизнью, такая беспощадность как к врагу, так и к самому себе осталась для нас загадкой, которую нам так и не удалось разрешить.

Если большевистский эксперимент в чем-то и преуспел, то прежде всего в превращении живых человеческих существ в бессловесных роботов, которыми можно было манипулировать. От рабочего-стахановца, чей сон, пешая ходьба, смех, прием пищи и даже ее усвоение строго нормировались, до рядового красноармейца и его боевых качеств – во всем были видны следы торжества материализма и роботизации человека. Сердце ничего не значило, душа же русского народа погибла под дулами отрядов карателей, но жизнь тем не менее шла своим чередом, на привычный механический лад. И хотя у красноармейцев полностью отсутствовали малейшие признаки боевого энтузиазма, они воевали как заведенные болванчики, как роботы, за чуждое им дело, за лозунги, которые они никогда не понимали, и умирали так же, как и жили, – подобно механическим куклам.

Не раз бывало, что оборонявшийся противник, до последнего момента накрывавший нас шквальным огнем из всех видов стрелкового оружия, внезапно вскакивал из своих щелей, швырял оружие и с довольной ухмылкой просил у нас папиросы. Или же он мог, атакуя, приблизиться почти вплотную к нашим траншеям, а потом, пробираясь ползком, перейти на нашу сторону и сдать вооружение. Я собственными глазами видел, как русский военнопленный схватил лежавшую на земле винтовку и начал стрелять по советскому бомбардировщику, хотя незадолго до этого момента он яростно и упорно защищал свои позиции.

Наступали вечерние сумерки. Мы залегли на склоне пологого холма, откуда утром должны были подняться в атаку и выйти на скованную крепким морозом заснеженную равнину. Дул пронизывавший до костей холодный ветер. Внезапно часовые заметили человека, с трудом бредущего сквозь снежные заносы.

– Не стрелять! – крикнул унтер-офицер. – Пусть подойдет поближе.

В этот момент со стороны неприятеля прогремело несколько выстрелов и человек упал, раненный или убитый. Вскоре три солдата отправились на его поиски, но быстро вернулись. Хотя и тяжело раненный, незнакомец продолжал самостоятельно тащиться к нам. Осмотревший его фельдшер лишь с сожалением покачал головой: три пули в живот.

Позднее, лежа в нашем блиндаже с перевязанными на скорую руку ранами, перебежчик отмахнулся от наших сочувственных слов.

– Ничего, – проговорил он, будто самому себе. – Лучше так, чем иначе.

– Украинец? – спросил я, зажигая сигарету и просовывая ему между губами.

Перебежчик отрицательно покачал головой. Он оказался рабочим с Урала, когда-то поверившим в сказку о «свободе, равенстве и братстве». Но это было очень и очень давно.

– Но с какой стати вы готовы умереть, защищая эту систему? – спросил я.

– Этого вам никогда не понять, – проговорил умирающий, тяжело дыша. – Красную Армию или, в соответствии с ее полным названием, Рабоче-крестьянскую Красную армию можно сравнить с мухой, запутавшейся в паутине, которой нет ни конца, ни края.

Пока сгущались сумерки, а над равниной поднимались клубы тумана, перебежчик слабым голосом рисовал нам жуткую картину состояния армии трудящихся.

Главным в Красной армии является не командир и даже не начальник штаба, а политический руководитель, или – сокращенно – политрук. В первичном войсковом подразделении эту должность обычно занимает помощник политрука (помполитрук). Ему помогают три так называемых тайных осведомителя, личности которых остаются неизвестными даже командиру взвода. Обо всем этом можно прочитать в официальной инструкции, доступной каждому желающему. Осведомителей подбирает сам помполитрук из числа рядовых солдат; они обязаны сообщать ему о содержании всех разговоров и о поступках своих товарищей, какими бы незначительными их высказывания и действия на первый взгляд ни показались. В Красной армии практически невозможно произнести хотя бы одно слово, которое не достигло бы ушей политрука, работающего на уровне роты. Проработавшего в этой должности достаточно долго могут произвести в старшие политруки. В батальонах, полках, бригадах, дивизиях и армиях подобные функции выполняют соответственно батальонный комиссар, полковой или старший полковой комиссар, бригадный, дивизионный, корпусной комиссары, армейский комиссар 1-го и 2-го ранга. На самой верхней ступени этой иерархической лестницы суперосведомителей, одетых в военную форму и причисленных к офицерскому корпусу, восседает верховный политический комиссар – начальник Политического управления РККА. К нему сходятся все нити обширной и убийственной паутины. От нее не избавиться, не спастись. Каждый красноармеец, каждый простой гражданин абсолютно беспомощен перед лицом этой всеохватывающей сети шпионов и предателей.