Эрих Керн - Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945

В тот период на нашу долю выпало еще одно тяжелое испытание, одно из самых суровых для всякого настоящего солдата: мы должны были отступать не будучи побежденными. (Непонятно, где и как отступал автор, а германские войска откатывались под ударами советских войск, не дававших возможности немцам зацепиться на промежуточных рубежах. – Ред.) Тысячи раз поднимался вопрос: «Почему мы отходим?» – но вразумительный ответ так и не прозвучал. Солдаты, недоумевая, постоянно просили своих командиров доходчиво объяснить им смысл данного маневра, существенно подрывавший главный источник жизненной энергии всякого солдата – веру в превосходство нашего оружия и в окончательную победу. И еще. Гигантское по своим масштабам отступление с применением тактики выжженной земли, когда позади оставалось обширное мертвое и пустое пространство, уход с территории без соприкосновения с врагом (наши части, вцепившись в отступающих немцев мертвой хваткой, переправлялись через Днепр, не давая врагу закрепиться. – Ред.) – все это таило в себе серьезную угрозу дисциплине и морали воинских частей. Мимо солдат тянулись стада коров, везли кур, гусей, уток и другую домашнюю живность; вдоль дорог громоздились горы всякого неохраняемого полезного и ценного добра, ожидавшего транспорта; рядом с железнодорожным полотном, по которому проносились бесчисленные составы с зерном, медленно брели нескончаемые толпы простых граждан (опрометчиво связавших свою судьбу с оккупантами. – Ред.) – мужчин, женщин с младенцами на руках, совсем юных девушек. Всех их подгоняло стремление спастись от надвигавшейся с востока смерти.

Какая другая армия мира выдержала бы отступление подобного масштаба на пятом году войны (если считать с начала Второй мировой войны), без серьезного ущерба или полной утраты боевого духа и организационной структуры? Несмотря на трудности, какие создало это отступление для тыловых служб, оно явилось великолепной проверкой истинных качеств передовых частей. Разумеется, Сталин постарался сосредоточить для преследования все наличные войска, оставшиеся после тяжелых боев на левобережной Украине, пытался любой ценой использовать эту беспрецедентную миграцию миллионов людей на сотни километров с выгодой для себя. Противник то отставал, позволяя нам передвигаться без помех, то, бросая против нас все силы, прорывался сквозь наши оборонительные заслоны и уходил, как правило, с мизерной добычей. Но добиться решающего успеха врагу ни разу не удалось. Невзирая на тяжелую стратегическую и тактическую обстановку, возникшую для нас в связи с осуществлением плана передислокации на новые позиции, враг так и не смог ни в каком месте и ни в какое время помешать реализации первоначального замысла.

Планомерный (под непрерывными ударами советских войск. – Ред.) отвод войск с Донца за Днепр явился одной из крупнейших военных операций, когда-либо проведенных за всю историю войн. Никогда прежде военное командование не зависело до такой степени от поведения своих воинских частей, действовавших на передовых позициях и участвовавших в столкновениях с противником. Оно было не в состоянии как-то уменьшить тяжесть физических и психических нагрузок, давивших на солдат и офицеров. По тактическим соображениям командование не могло посвятить солдат в общий стратегический замысел или раскрыть им конечный пункт марша. Оставалось лишь в полной мере верить в безграничные способности солдата Германии. И он оправдывал доверие даже тогда, когда не понимал ни сути приказов, ни командиров, которые эти приказы отдавали. В ходе отступления стало ясно, что немецкий солдат уже вышел за рамки обыденного казарменного повиновения и вполне готов сознательно выполнять свой воинский долг.

Довольно скоро мы имели возможность наблюдать, какое влияние имело наше отступление на жизнь каждого отдельного жителя несчастного края.

Он прибился к нашей роте, подобно бродячей собаке, много месяцев тому назад в одном из занятых нами сел. Сначала он был всеобщим баловнем, но обер-фельдфебель скоро определил его на кухню в качестве подсобного работника. Там он и остался, Шура Матчужин из Полтавы, тринадцатилетний подросток, которого комсомол послал на фронт и заставил воевать (непонятно, кто здесь привирает – наш Мюнхаузен или, скорее всего, беспутный мальчишка. – Ред.). Одно из наших подразделений взяло его в плен и отпустило, приняв во внимание его юный возраст.