Иван Оченков - Царь

- Царь батюшка, это что же за поклеп на слуг твоих верных! Они ночами не спят, все думают, как твоему величеству услужить, да прибытки казны умножить, а черные людишки на них за то ябеды пишут! Конечно, со своим нажитым расставаться никто не хочет, но ведь то твои воеводы не для себя, а для твоего царского величества стараются!

Бояре, до сих пор сидящие смирно заметно приободряются и одобрительно кивают на каждое слово Бориса Михайловича.

- Так это значит курский воевода Юрка Татищев за-ради государя гостей* тамошних в клетку сажал и голодом морил, пока их родные не выкупили? - не без ехидства спрашивает у него Минин.

- Тебе бы Кузька по худости рода промолчать! - зло огрызается Лыков, но тут же переменяет выражение лица и, глядя на меня продолжает: - Что-то сомнительно мне, что все так было! Может эти гости подати не платили, а когда воевода осерчал, стали на него клепать неподобное!

В палате немедля поднимается гвалт и все начинают говорить, стараясь перекричать друг друга. Наконец, мне это надоедает и Вельяминов по моему знаку стучит колотушкой в гонг, повешенный специально для таких случаев.

- Тиха!!! - ревет он во всю мощь своих медвежьих легких и шум понемногу стихает.

- Кто еще сказать хочет?

- Если позволишь, государь, - поднимается с места Романов.

- Говори, Иван Никитич!

- Слышно, в курских землях разбойники озоруют, - начинает он издалека, - а на воеводах много всяких служб лежит. Может было, то в чем его обвиняют, а может и не было! Может он прибытков ради своевольничал, а может дознание чинил над теми, кто татей укрывает и подати тут вовсе и не при чем. Разобраться надо бы.

- Уж не прикажешь ли, боярин, мне ехать в Курск да расследовать сие? - немного насмешливо говорю я.

- Да зачем же тебе? - нимало не смущается тот, - разве мало у тебя слуг верных! Пошлем стольника какого, вместе с сыщиками, да пусть и разберутся на месте. Коли воевода виновен, так и привезут его в цепях на суд. Коли не виновен, так пусть сыщут, кто на него клепает и тоже доставят!

- Это все хорошо, Иван Никитич, а только что с податями делать? Сам, поди, знаешь, нет денег в казне! Хоть опять пятину собирай.

- Что тут сделаешь, государь, - тяжко вздыхает Романов, - по старине надо!

- По старине! - тут же начинают поддакивать бояре, потому что "по старине", для них все равно, что бальзам на душу.

- И что все с тем согласны?

- С мудрым словом как не согласится! - с притворной улыбкой восклицает Лыков и с ним дружно соглашаются сидящие на скамьях бородачи в горлатных шапках.

- А что там в старину то решили об сем предмете?

- В 7057лето господне от Сотворения Мира** - начал постным голосом дьяк Обросимов, - по повелению благоверного и всемилостивейшего государя Ивана Васильевича для исправления по старине судебника был созван Земский Собор. На коем решено было: что подати во всех городах, посадах, волостях и погостах, не исключая и удельных, будут собирать старосты и целовальники, коих надлежит выбрать из числа местных жителей и со всеми областями заключить уставные грамоты, дабы управлялись без царских наместников и волостетелей.

- Что, правда? - округляю я глаза, - интересные обычаи были в прошлом! Хотя по старине, так по старине. Быть по сему! Ты чего-то сказать хотел, Борис Михайлович?

Боярин продолжает стоять посреди палаты, как громом пораженный, то краснея, то бледнея и я про себя надеюсь, что болезного хватит удар. Однако чаяниям моим сбыться не суждено и князь Лыков справляется с волнением.

- Надежа-государь, - начинает он тихим голосом, - мудрость твоя велика и не нам сирым и убогим обсуждать твою волю. Однако же, хочу напомнить, что по решению Собора недолжно тебе жаловать вотчинами иноземцев, не состоящих в подданстве твоего царства.

Этот момент сценарием не был предусмотрен и я не без интереса слушаю боярина. Впрочем, слушаю не я один. Думцы, духовенство и даже земцы жадно внимают ему и лица у них, скажем так, не слишком благожелательные.

- Ты кого-то конкретно в виду имеешь? - нейтральным голосом интересуюсь я, тщетно пытаясь сообразить, о чем он говорит.

- Да про деревеньки под Тулой я речь веду, государь, кои ты своему розмыслу*** Рутгеру Вандееву пожаловал от щедрот своих. Он конечно не латинец, а все же не православный!

Среди собравшихся постепенно нарастает ропот. Наконец вперед выходит местоблюститель патриаршего престола митрополит Исидор и вопросительно глядя на меня спрашивает:

- Верно ли сие, государь, что ты иноверцу отдал земли с православными христианами?