Джордж Бьюкенен - Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910–1918

Наше посольство уже располагалось в своем нынешнем помещении, на вилле Торлония, но экономное правительство тогда еще не успело продать нижнюю часть чудесного сада, и он был в два раза больше, чем сейчас. От виллы, примыкающей к Аврелианской стене, рукой подать до Порта-Пиа, и, выехав из ворот, можно было почти сразу оказаться в Кампанье и скакать галопом километр за километром по ее бескрайней равнине. Так как начальство не слишком перегружало меня работой, зимой мне обычно удавалось охотиться два раза в неделю, хотя после танцев, длившихся иногда до пяти утра, ранний подъем и дальняя поездка бывали тяжелы. Рим в то время был очень веселым городом, несмотря на то что его общество было разделено на белых людей и негров. Огромные дворцы аристократии, большая часть которых сегодня закрыта, были тогда местом постоянных увеселений, особенно в последние десять дней перед Великим постом, когда в городе устраивали карнавал. Общество пировало и танцевало каждую ночь, а по вечерам на улице Корсо правил бал король карнавала, которого уже давно нет в живых. Вся улица была увешана яркими полотнами; с балконов можно было участвовать в битве цветов и конфетти, любоваться веселящейся публикой в карнавальных костюмах, проезжавшей по улице в нарядно украшенных экипажах. Затем, когда Корсо пустела, празднования закачивались необычными забегом лошадей без всадников, известным под названием «Бербери». [5]

К концу 1879 года подошел мой срок получить назначение в отдаленную страну, и я отправился вторым секретарем в Токио. Как ни жаль мне было покидать Рим, но меня полностью захватила мысль, что я увижу Дальний Восток и проведу по дороге туда два месяца в Соединенных Штатах. Среди прочих благих намерений, которыми я мостил себе дорогу в ад, было ведение дневника. Поскольку это был один из немногих случаев, когда мне удалось воплотить такое намерение в жизнь, я могу рассказать о впечатлении, которое произвела на меня Америка сорок лет назад. Город Вашингтон не произвел на меня особенного впечатления, хотя Торнтоны, у которых я останавливался в посольстве, были сама любезность. Нью-Йорк показался мне более интересным. Нью-йоркские кафе были не хуже парижских, а светская жизнь гораздо больше соответствовала моим вкусам. В мою честь устраивали обеды, водили по театрам и балам, а также представляли всем хорошеньким юным леди. Как и многие мои земляки, я пал жертвой их чар, и не прошло и двух недель, как я был помолвлен – но лишь на двадцать четыре часа. Мой будущий тесть, которого я ни разу не видел до тех пор, пока меня не ввели в спальню, где он лежал с тяжелым приступом подагры, в ответ на мою просьбу о благословении, сказал, что ему не нужен такой зять, как я. Он добавил, однако, что я буду всю жизнь ему благодарен – и оказался прав.

После Нью-Йорка я некоторое время гостил у знакомых около Бостона. В Америке, к моему несчастью, тогда еще не был принят сухой закон, и мой хозяин, в соответствии со своими представлениями о правилах гостеприимства, водил меня по клубам и барам, где я вынужден был пить коктейли с его друзьями. Однажды, это был какой-то национальный праздник, я тринадцать раз пил до завтрака или, вернее сказать, с утра, потому что за завтраком меня в тот день так и не увидели. Из Бостона я поехал на Ниагару, где ко мне присоединился мой друг Сидней Кэмпбелл, путешествовавший в Японию вместе со мной, и, отдав дань безграничного восхищения Ниагарскому водопаду, мы вместе отправились в Чикаго. Здесь мы соприкоснулись с деловой стороной жизни Америки и посвятили недолгое время, что мы там пробыли, посещению скотных дворов и зернохранилищ. В продолжении путешествия мы пересекли Миссисипи и Миссури и вскоре оказались в открытых прериях – огромной равнине почти без признаков жизни, кроме одиноко пасущегося скота, попадающихся иногда небольших рощиц и редких фермерских домов. «Это напоминает мне, – записал я в своем журнале, – Кампанью, как если бы она была гораздо больше, но полностью лишилась всех своих красот: руин, акведуков, холмов, залитых теплым итальянским солнцем, и величественного купола голубых небес. Здесь все серо, уныло и невероятно однообразно. Просыпаешься утром, и кажется, что ты на том же месте, где был два дня назад. Вчера вид был немного лучше, так как сразу несколько степных пожаров оживляли уныние бесконечной равнины». Пройдя Шайенн, мы в первый раз увидели Скалистые горы – приятная перемена после прерий – и продолжали подниматься, пока не достигли города Шермана, расположенного на высоте 2400 метров над уровнем моря. Оставшаяся часть пути до Огдена и Солт-Лейк-Сити проходила по живописной дороге среди красного песчаника и множества внушительных скал.