Таким образом, авторство Черного Бертольда представляется весьма сомнительным, а следовательно, взгляды Клефана и Хайма – ошибочными. Впоследствии первый в своей работе «Артиллерия XIV и XV столетий» полностью изменил свои взгляды, придя к выводу, что Шварц был вымышленной фигурой, навязанной потомкам немецкими чиновниками далекого прошлого с единственной целью – приписать авторство изобретения пороха и пушек своей стране.
Бертольда Шварца последовательно называли греком, датчанином, ютландцем, жителем Брансуика, Уэльса и Кельна. Эта быстро меняющая местожительство личность, если она вообще когда-то ступала по этой земле, может с таким же успехом считаться ранним воплощением образа графа Сен-Жермена.
Хотя его портрет есть в сборнике «Портреты и жизни замечательных людей», опубликованном в Париже в 1584 году, а в его честь во Фрейбурге поставлен памятник, остаются сомнения в том, что сей монах-алхимик существовал в действительности. Феликс Хеммерлин из Цюриха (1389–1464) и другие летописцы подробно освещали его деяния, но сведения о его рождении и смерти всякий раз при критическом анализе оказываются недостоверными. Как и Христиан Розенкрейц, он является антропоморфическим историческим миражем. Вертело отрицал его существование, так же как и Кохлер, а Р.Дж. Партингтон прямо заявил, что этот мистический философ есть не что иное, как воображаемая фигура. Он пишет: «Черный Бертольд – фигура легендарная, такая же, как Робин Гуд (или, к примеру, монах Тук). Он был создан только для того, чтобы создателем пороха и артиллерии считалась Германия. Для фрейбургского памятника, а тем более для указанной на нем даты – 1353 год нет никаких исторических оснований».
Оставив в покое призрак брата Шварца и запись 1313 года в книге Гента, давайте обратимся к другому событию – нападению на Мец в 1324 году, во время которого, как утверждают многие авторы, применялись пушки. В этой осаде защитники города использовали кулеврины, арбалеты и другие приспособления, а Уильям де Верей прибыл на берега Мозеля на барже с серпентинами и другими орудиями. Поскольку слов «серпентина» и «кулеврина» в те дни еще не существовало, доктор Партингтон делает вполне обоснованный вывод, что документы, содержащие эти свидетельства, также являются фальшивкой. Хроники Петера из Дуйсберга, дающие подробнейшую информацию о войнах против Пруссии в 1231–1326 годах, включая захваты замков, не упоминают о пушках, а в продолжении этих хроник (1326–1410) есть только одно упоминание о бомбарде.
Таким образом, любая ссылка на артиллерию в период до 1326 года является или намеренной фальсификацией, или ошибкой историка, неспособного отличить пушку от военной машины.
Таким образом, вопрос «Когда впервые появились пушки?» так и не решен. Точно известно лишь то, что первое изображение пушки является английским, а первое достоверное упоминание об этом оружии содержится в итальянском документе. Немецкая литература несколько отстает, несмотря на усилия многих тевтонских писателей доказать, что Германия является родиной не только пороха и пушек, но и других ничуть не менее «приятных» орудий войны.
Первое изображение орудия в Англии содержится в манускрипте Уолтера де Миллемета, датированном 1326 годом и подаренном оксфордской церкви в 1707 году Уильямом Карпендером из Стантона. Этот трактат касается обязанностей королей. Автор являлся пребендарием университетской церкви в Корнуолле и капелланом Эдуарда III. К сожалению, в тексте нет ссылки на изображенное оружие. Почему так – представляется не вполне понятным. Проповеди, несомненно, были подготовлены капелланом для своего короля, и, поскольку последний являлся храбрым солдатом, мастерски владел оружием и был настоящим лидером на поле сражения, изображение могло быть включено из уважения к нему.
Орудие, изображенное в манускрипте Миллемета, имеющее форму индийской дубинки или бутылки кьянти, могло быть сделано из кожи, железа или бронзы; для создания примитивных пушек использовались все три материала. Такую протопушку англичане называли gonno, итальянцы – vaso или chioppo, французы – pot-de-per, а латинские писатели – sclopus. Она стоит на «четвероногой» опоре. Артиллерист, одетый в бацинет, сюрко с рукавами длиной до колен поверх кольчужного хауберка, айлетты с изображением льва или дракона, держит в руках запальный стержень. Пушка стреляет стрелами, кворрелами, болтами – металлическими стержнями с острыми наконечниками и оперением из меди. На иллюстрации очень точно переданы краски. Орудие, наконечник и оперение снаряда позолоченные, как и шлем артиллериста. Верхняя часть опоры белая, а все четыре ноги – зеленые. Цвет лица артиллериста темный, черты четкие. Видимо, он неевропеец – предположительно, араб. Айлетты красные, как и запальное отверстие на орудии. Сюрко зеленого цвета, запальный стержень белый. Фон сцены – голубой с белыми пятнами. Придавалось ли какое-то значение цветам, или у художника был ограниченный набор красок, которые он использовал по своему усмотрению, – сказать невозможно. Тот факт, что наконечник и оперение стрелы и само орудие позолочены, подразумевает, что оно сделано из меди, а не из кожи или железа. Древко стрелы, несомненно, железное. Показано, как снаряд покидает дуло, – видимо, артиллерист поджег запал. Создается впечатление, что он движется поперек отверстия, а не через него. Вероятно, это из-за отсутствия перспективы. Если считать, что изображение выполнено в масштабе и артиллерист нормального роста, орудие имеет высоту около 76 сантиметров, а снаряд такую же длину. В любом случае наконечник стрелы высовывается при зарядке из дула.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу