Вальтер Варлимонт - В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Отличившаяся огромными человеческими и материальными жертвами история войны на Западе подходила к концу.

Подходящим вступлением к описанию последнего этапа войны является разговор между Гитлером и генералом Томале, начальником генеральной инспекции танковых войск. Он состоялся в «Адлерхорсте» в ночь с 29 на 30 декабря 1944 года. Гитлер превзошел сам себя, грезя наяву на радость себе и другим. Тогда он заявил (фрагмент № 30):

«Не так давно я прочитал том писем Фридриха Великого. В одном из этих писем (это было на пятом году Семилетней войны) он написал: «Я начинал эту войну с самой лучшей армией в Европе; теперь я имею навозную кучу. У меня больше нет руководителей, мои генералы ни на что не способны, офицеры не командуют, войска никуда не годятся». Его оценка была ужасающей. Но тем не менее этот человек выдержал войну. К тому же, если почитать оценки состояния русских войск, они тоже никуда не годятся. Но они не останавливаются. Так что главное – в вечных человеческих качествах, качествах, которые в действительности являются основой военной профессии. Военные качества не проявляются сами по себе, если упражняешься на песочных макетах. В конечном счете они проявляются в способности выстоять, в упорстве и решительности. Вот главный фактор в любой победе. Талант – ненадежная вещь, если только он не базируется на упорстве и фанатичной решительности. Вот что самое главное в человеческой жизни. Люди с блестящими идеями, планами и т. п. так ничего и не достигнут в итоге, если они не обладают сильным характером, упорством и решительностью. Иначе они просто полагаются на удачу. Если все идет хорошо, они тревожатся; если дела плохи, они впадают в уныние и тут же все бросают. Так мировую историю не сделаешь. Мировую историю можно делать только в том случае, когда кроме высокого интеллекта и всесторонних знаний, кроме постоянной боевой готовности человек обладает к тому же фанатичной решимостью и смелостью своих взглядов, что может сделать его хозяином над самим собой. В конечном счете главное для солдата чувствовать в критическую минуту, что тот, кто им командует, обладает такими качествами. Некоторые не любят такого, это плохие солдаты. А хорошие солдаты понимают, что они играют какую-то роль; они говорят: «Почему нам приходилось нести все эти жертвы? Но мы просто обязаны и дальше идти на это, до тех пор пока не кончится война». Это бесспорно. Никто не может держаться вечно. Мы не можем, противник не может. Вопрос лишь в том, кто дольше продержится. Дольше должен продержаться тот, кто поставил на карту все. Мы все поставили на карту. Если противник скажет однажды: «С нас достаточно», с ним ничего не произойдет. Если Америка скажет: «Мы уходим. Точка. У нас больше нет солдат для Европы», ничего не произойдет. Нью-Йорк останется Нью-Йорком, Чикаго по-прежнему будет Чикаго, Детройт по-прежнему будет Детройтом, Сан-Франциско по-прежнему будет Сан-Франциско. Ничего не изменится. Но если мы скажем сегодня: «С нас достаточно», мы перестанем существовать. Германия перестанет существовать».

Вот неплохое изложение Гитлером общей политико-стратегической концепции, которую вынашивала германская верховная ставка в конце войны. Проще всего она выражалась призывом не опускать руки «за пять минут до двенадцати», как это произошло, по теории национал-социализма, в 1918 году. Но для человека, который управлял судьбой Германии, тот период, когда решения относительно войны и победы говорили сами за себя, был окутан туманом его бесплодных политических и военных мечтаний. На первом плане была его убежденность в том, что вражеская коалиция потерпит крах, и он все время полагал, что находит этому новые свидетельства. Во-вторых, его «вера» базировалась на нашем «чудо-оружии»; оно являлось великим достижением немецких инженеров и специалистов, но не было основания думать, что оно окажет молниеносный или даже скорый решающий эффект, сравнимый с тем, что позднее был достигнут с помощью первой атомной бомбы. Между тем как весь народ, так и вермахт оставались в неведении относительно реальной ситуации. Их последние силы подстегнули пропагандистская форма изложения требования западных союзников насчет безусловной капитуляции [287]и, хотя и с большей осторожностью, сообщения об ужасах, творимых русским сбродом после вхождения Красной армии в Восточную Пруссию.

Такие доводы могли принести пользу с политической точки зрения, но строить на столь зыбкой почве какие-то военные планы было невозможно, что в один из моментов просветления признал даже Гитлер.