Вальтер Варлимонт - В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Поэтому на последнем этапе войны германская верховная ставка разрывалась по всем направлениям: между востоком и западом, между попытками осуществить амбициозные операции, для которых не было ни сил, ни средств, и безжалостным ходом событий, постоянно опережавшим любые планы, между наводящей страх героической решимостью не признавать приближения катастрофы и рутинными действиями в сказочном царстве якобы боеспособных армий, дивизий и полков. Одержимость одного человека, обладавшая дьявольской силой, управляла всем. Командная машина слала приказы, как обычно, сплошным потоком, хотя вполне возможно, что их уже некому было получать. Тем не менее немецкие солдаты и гражданское население, уже непосредственно вовлеченное в военные действия, следовали такому руководству с энергией и самопожертвованием.

Так что теперь гитлеровское руководство не имело ни цели, ни объекта, но его сумасшедшие приказы продолжали выходить один за другим со всеми признаками собственных ошибок и фразеологии Гитлера. Он предлагал выйти из Женевской конвенции в знак протеста против бомбежки гражданского населения и для того, чтобы это послужило стимулом для сопротивления в последнюю минуту, но его отговорили. В начале марта 1945 года из мрачных убежищ рейхсканцелярии прозвучала бессмысленная угроза солдатам вермахта, что их родственникам дома придется отвечать за них, если они попадут в плен не будучи ранеными. 19 марта последовал приказ разрушать все промышленные предприятия и склады, прежде чем сдавать еще одну пядь германской территории врагу – даже без учета минимальных жизненных потребностей населения. Наконец, 15 апреля 1945 года, всего лишь за четырнадцать дней до того, как он обманул судьбу, совершив самоубийство, Гитлер обратился к солдатам, воюющим на Восточном фронте: «Каждый, кто отдает приказ об отступлении, если вы не знаете его хорошо лично, должен быть немедленно арестован и, при необходимости, расстрелян на месте, независимо от занимаемой им должности», – хамская награда за дисциплинированность и лояльность вермахта, который пять с половиной лет нес на себе бремя войны.

Кейтель оказался единственным старшим офицером, следовавшим этим начинаниям со всей тщательностью. Единственное, что он сказал, давая показания, это: «Когда все наши попытки [в марте 1945 года] провалились, поражение Германии стало абсолютно очевидным. Лишь воинский долг, лежавший в основе клятвы, которую мы давали, заставлял меня и всех нас продолжать борьбу».

В середине января, еще до того, как противник остановил наше наступление на западе, Верховное командование вынуждено было переключить свое внимание на восток. Первый тревожный сигнал поступил, когда сражение в Арденнах было в самом разгаре. 24 декабря Гудериан появился в «Адлерхорсте». Красная армия глубоко проникла на северо-запад Венгрии, и Будапешт оказался отрезанным. Поэтому он счел, что у Гитлера с его ставкой недостаточно информации о положении на востоке из вторых рук. Заметки Йодля об этой встрече (он ошибается насчет ее даты) создают впечатление, что речь шла только о Венгрии и что с театров военных действий ОКВ туда срочно направили подкрепление. Однако Гудериан в собственном отчете об этой встрече говорит, что целью его поездки было перенести центр тяжести сохранившегося военного потенциала Германии на Восточный фронт ввиду того, что русские превосходили нас как численно, так и в боевой технике по всему фронту. Он заявляет, что называл 12 января датой возможного начала наступления Красной армии. Книга Гудериана красноречиво свидетельствует об ужасе, который он испытывал перед угрозой потери восточных германских областей, о бесконечных спорах с Йодлем, ставшим «еще опаснее Гитлера из-за своей решимости не уступать инициативу, якобы вновь обретенную, по его мнению, на западе», а также о «зловещем и трагическом сочельнике, проведенном им в совершенно не подобающей христианину атмосфере» верховной ставки. Поэтому в описании Гудериана все звучит правдивее, чем у Йодля.

Последующие события, однако, показали, что заявления Гудериана не подвигли верховную ставку на разработку плана с учетом предстоящего наступления русских в Венгрии, на случай если оно примет угрожающие масштабы. Гитлер просто отказался принимать эту ситуацию всерьез. Гудериан имел при себе данные относительно численного состава и намерений Красной армии, подготовленные отделом разведки, который занимался иностранными армиями на востоке под руководством своего опытного начальника генерала Гелена. Гитлер отмел все это как «чистый блеф» и «вздор». Несмотря на поражения и разочарования, Йодль по-прежнему был решительно настроен продолжать наступление на западе, хотя он, видимо, думал таким образом расправиться с противником как можно эффективнее, чтобы получить передышку и использовать ее затем, чтобы направить побольше сил на восток. В канун Нового года Гудериан снова представил устный доклад, а 9 января еще один. На ежедневных совещания в «Адлерхорсте» офицеры-докладчики от штаба оперативного руководства неоднократно указывали на ту опасность, которая исходит с плацдарма противника на Висле. Гитлеру все это было безразлично. Никому не приходило в голову подчинить в связи с сужением зоны боевых действий все сухопутные войска их собственному Генеральному штабу. Наоборот, Йодль держался за «свои» дивизии на западе и даже усилил их, насколько это было возможно, дивизиями, высвободившимися в Финляндии и Норвегии. Гудериан вернулся в Цоссен, выражаясь его собственными словами, с «жестким приказом Гитлера Восточному фронту обходиться без посторонней помощи и теми средствами, которые там имеются».