Вальтер Варлимонт - В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

У нас, разумеется, были свои слабые места с начала этой войны, наша слабость состояла в наших союзниках. Главной причиной нашей слабости было то, что у нас не было в качестве союзников сильных государств, только слабые. Но все равно какое-то время они выполняли свой долг по отношению к нам. Мы не должны жаловаться и не должны сетовать по этому поводу. Мы должны просто с благодарностью признать, что хотя бы какое-то время эти государства реализовывали свое предназначение. Несколько лет мы имели возможность вести войну далеко от границ рейха. Даже сейчас нас лишь местами заставили отступить к нашим границам. Во многих районах мы по-прежнему находимся далеко от прежних границ рейха. В любом случае, как и прежде, мы и сейчас продолжаем вести войну, находясь в таком положении, которое дает нам уйму возможностей не уступить и пройти ее до конца, особенно если сможем ликвидировать угрозу здесь, на западе.

Господа, я пошел на жертвы на других фронтах – жертвы, которых, вероятно, можно было избежать, – для того, чтобы мы снова могли пойти в наступление. Когда я сейчас говорю о наступлении, солдаты, переживающие фронтовые невзгоды, особенно те, которые страдают от абсолютного превосходства противника в воздухе, может быть, терзают себя вопросом: «Как можно такое подумать? Ничего подобного не было в 1939-м и 1940-м. Тогда практически каждый был уверен, что войну можно выиграть наступлением на западе». Наоборот, господа! Я не писал меморандумы, чтобы стучаться в открытые двери. Я писал меморандумы, чтобы взломать закрытые двери. Мне не пришлось созывать бесчисленное множество совещаний, для того чтобы высказать мою убежденность в том, что на западе мы должны действовать наступательно…

Официальная точка зрения была такова, что мы должны вести оборонительную войну, и с ней мне приходилось бороться в те годы. Народ согласился с тем, что мы должны были действовать наступательно в Польше. Но нападать на Францию и Англию – это народ считал большой глупостью, преступлением, утопией, безнадежной затеей. Ход событий доказал противоположное. Сегодня мы даже не можем представить себе, где бы мы оказались, если бы не наказали тогда Францию. Можно было бы возразить, что есть большая разница между 1940 годом и нынешней ситуацией: тогда армия противника не имела боевого опыта, а сейчас мы имеем дело с противником, который, как мы поняли, умеет воевать. Это правда, господа. Но что касается соотношения сил, то разница невелика, не считая люфтваффе – это, конечно, самый важный фактор, о котором я еще скажу. Насчет соотношения сил: в 1940 году мы пошли в наступление на запад силами примерно 100 дивизий, скажем, 110, и из них в наступательных действиях было задействовано около 86. Они не были все первоклассными дивизиями, часть из них представляли собой импровизированные соединения, сформированные всего лишь за несколько месяцев до того, и некоторые действительно нельзя было считать первоклассными. Дивизии, которые мы имеем для нынешнего наступления, тоже не все высококлассные. Некоторые наши части устали от боев, но и части противника тоже устали и несут тяжелые потери. Мы только что услышали от американцев первое официальное сообщение, что за каких-то три недели они потеряли более 240 000 человек. Это просто колоссальные цифры – их потери гораздо больше, чем мы думали. Так что противник тоже измотан. С точки зрения технического оснащения обе стороны примерно в равном положении. Что касается танковых сил, то у противника, может быть, больше танков, но у нас… танки лучше».

Подобная речь, произнеси он ее перед неискушенными солдатами, должна была возыметь свое действие, как бы хорошо они ни представляли себе все ее недостатки и несоответствия. Генерал фон Мантойфель писал: «Плюсом этого совещания стало то, что командиры вынесли из него картину положения противника в целом. Им представили оценку ситуации из одного источника, способного видеть военную обстановку в целом, и эта оценка, казалось, придала им уверенности в благоприятности условий».

Как известно, операция «Осенний туман» – таково было ее новое кодовое название – началась в 5.30 утра 16 декабря. Противник оказался полностью захваченным врасплох, и первого серьезного успеха мы достигли в районе Айфеля, который не слишком оборонялся. Позднее передовые подразделения армии Мантойфеля оказались в пределах нескольких километров от реки Мёз у Динана, хотя и значительно отстали от запланированного графика, а соседняя с ней армия справа застряла далеко позади. Верховная ставка увлеклась первыми частичными успехами и оказалась полностью в плену своих несбыточных надежд. Поэтому она так и не сумела понять, что с каждым днем, в который противнику давалась возможность подтянуть свои резервы, шансы на крупную победу, приближающую нас хотя бы где-нибудь к поставленным целям, становились все более иллюзорными. Хорошее представление о настрое умов дает запись в дневнике Йодля за 18 декабря: «Фюрер приказывает уничтожить оставшиеся очаги сопротивления противника с тыла. Их надо отрезать с тыла от снабжения, тогда они сдадутся». Однако вскоре после этого Бастонь, где находился эпицентр боев, вместо того чтобы капитулировать, начала поглощать все большую часть наступавших войск. Погода прояснилась, и, несмотря на все усилия люфтваффе, превосходство противника в воздухе давало о себе знать. Там было много героических поступков, но постепенно роли поменялись, и атакующий вынужден был перейти к обороне. В Рождество главнокомандующий войсками на Западе попросил остановить наступление, поскольку даже «ограниченное решение» стало теперь нереальным. Несмотря на все это, Гитлер не просто продолжал твердо придерживаться своего плана, но и начал носиться с еще более амбициозными идеями.