Виктор Кудинов - Дочь Птолемея

- Мне любопытно, что ты скажешь Клеопатре, когда её увидишь? То же, что и мне? Или постараешься вразумить её отказаться от пиров?

- О, не беспокойся и не переживай за Дидима. Я найду, что сказать нашей несравненной Клеопатре. Знаешь, почему с ней легко? Потому, что она благоразумна. А это редкое качество у женщин. Ты уже видел её, скажи, она так же доброжелательна, как и прежде? Не озлобили её заботы и несчастья?

- Доброжелательна-то она доброжелательна... Мне показалось, что она стала лучше. Расцвела, превратилась в цветущую женщину, - сказал Нофри, поднимая со столика, стоявшего у изголовья ложа, алебастровую статуэтку нагой нимфы. - Вот как эта! Как ты находишь эту безделицу? Совершенно случайное приобретение в лавке купца Сократа.

Нофри передал статуэтку Дидиму. Тот повертел её в руках, близко поднеся к глазам. Осмотрев статуэтку, Дидим сказал:

- Тебе не кажется, что она напоминает нашу царицу?

- Ты находишь? Нимфа стройна и красиво сложена, как и многие женщины.

- Я имею в виду не тело, а сходство в чертах лица.

Дидим перевернул статуэтку и осмотрел её основание.

- Здесь клеймо какого-то Филона.

- Филона? Что это означает?

Дидим ответил:

- Это значит, что её сотворил некий Филон. - Он опустил руку со статуэткой и подумал. - Знавал я одного малого с таким именем. Надо тебе сказать, большого о себе мнения человек. И столь сильного тщеславия, что невозможно вообразить. Если он одевается, то его туника должна быть лучше, чем у других. Если у него женщина, то она должна быть непременно красавицей. Если он приобрел кобылу, то она должна бегать быстрее ветра. Если он что-либо вбил себе в голову, то этого уже не выбьешь. За чрезмерное тщеславие и высокомерие с ним никто не хотел водить дружбу. Обычное помрачение ума. Я слышал, что он баловался кое-каким искусством и производил какую-то мелочь, но вот чтобы занимался скульптурой, видеть не приходилось. Однако эта статуэтка - плод необычного вдохновения и упорного труда.

Дидим передал статуэтку Нофри и растянулся на ложе в удобной для себя позе, бросив под локоть две подушки.

- А теперь давай с тобой потолкуем о том, что тебя беспокоит. Но прежде я помучаю тебя вопросами.

- Что бы ты хотел от меня услышать?

- Ну, например, про чужеземных орлов. Что они такое?

- Антоний и Октавиан?

- Пусть будет Октавиан, ибо об Антонии я кое-что разумею. Волчьи дети ромейских менял и ростовщиков. Однако они теперь сильны, и с этим необходимо считаться.

- Немного сыщется людей в Александрии, которые бы так здраво рассуждали, как ты, Дидим. Они не понимают, что грядут иные времена.

Дидим усмехнулся.

- Кто сегодня имеет много, завтра останется ни с чем. Италийские стервятники слишком прожорливы и питаются, как мифические чудовища, свежим человеческим мясом. Особенно там, где пахнет золотом и пшеницей. Итак, Октавиан...

Нофри отозвался сразу:

- Племянник Цезаря. Еще молод. Вероятно, ему не более двадцати двух двадцати трех лет.

- Так юн? Да, он подает большие надежды, прыщеватый людоед.

Нофри, полусидевший на ложе, вытянул ноги, подпер голову левой рукой, почесывая правое бедро.

- Наследник Гая Юлия по завещанию. Пользуется большим расположением в войсках. Особенно в бывших легионах Цезаря. Сенат его боится, народ доверяет. Неудержим в своих замыслах, вместе с тем весьма осторожен. Скрытен и целеустремлен, даже скажем так - настойчив. Нет. Упрям. Это будет точнее.

- А каков он из себя внешне?

- Невысокого роста, худ и бледен. В движениях стремителен, держит голову слегка наклоненной к левому плечу.

- Ты видел его, Нофри? Собственными глазами?

- Я несколько раз встречался с ним в Риме.

- А случалось ли тебе наблюдать, как он ест? Да-да. - Дидим пошевелил губами, будто бы жует пищу.

Нофри налил из амфоры вина в металлический стакан и пригубил.

- Какой запах! Хочешь попробовать? - И передал Дидиму стакан, наполненный до краев.

- Я расплескаю, - засмеялся Дидим, однако не обронил ни капли, донес до рта и сделал несколько глотков. - Недурно, скажу тебе. Совсем недурно.

- Я присутствовал однажды на их общей трапезе, на вилле Антония, в предместьях Рима, - сказал Нофри, плеснув в свой стакан ещё немного вина.

- Ну и каков он тебе показался?

- Неприхотлив. Ест быстро и скоро насыщается. Не то что наш Антоний, тот даже незначительную трапезу может растянуть на весь вечер.

Дидим радостно хлопнул себя по коленке, глаза его возбужденно заблестели, а губы растянулись в улыбке.