Виктор Кудинов - Дочь Птолемея

Несколько суток Дидим тащился по пескам с котомкой за плечами и копьевым древком в руке, которое служило ему посохом... Жара, безводье, песок. И никого из людей. На седьмые сутки он стал терять силы и волю к какому-нибудь движению. Им овладела апатия. Он начал молиться, потому что почувствовал, что конец его близок. Он не испугался, а обрадовался и сказал себе: "Слава богу, отхожу" - и лег на землю. Солнце между тем закатилось за песчаные холмы. Стало сумеречно, издали доносилось рыканье хищников. Но в его сердце не было страха. Неожиданно ветер донес до него влажную свежесть. Дидим не поверил, однако свежесть была так ощутима, что он из любопытства поднялся на ноги. Перешел холм и оказался в чудной долине между гор. То был маленький оазис с двумя холодными ручьями и рощей больших финиковых пальм и смоковниц. Райское местечко, где он прожил в полном одиночестве более года.

- Ты спросишь, друг мой, что я делал в столь глухом месте? Молился. И скажу тебе: ничего нет приятнее для души, чем молитва господу. Иногда я даже видел его... Но не того, что стоит в Александрийских кумирнях, а другого.

- Другого? Ты вызываешь во мне любопытство. Что же это за другой бог? Амон, Иегова?

- Не знаю, право, как тебе объяснить. Иегова ли это, Амон ли? Не знаю. Одно могу сказать - и пусть меня простят Олимпийцы! - то божество, друг мой, полное невиданного света, доброты и неземного величия. И сердце мое от такого видения всегда наполнялось неземной радостью. Я не называл его по имени. Я только твердил: верую, верую... О Батал, дорогой мой, но бес всесилен. Чтобы отвлечь меня от моей святости и поклонения единственному, он стал являться ко мне, всякий раз принимая новые обличья. Что он только не вытворял и чем только не стращал меня. Однако стоило мне произнести: верую - исчезал. Просто испарялся, как туман. Так продолжалась моя борьба с ним, пока я не потерпел поражение. Послушай, как это произошло.

Однажды Дидим увидел, как к ручью подошла козочка и стала пить. Сначала он любовался её грациозными движениями, потом у него появилось, не без наущения демона, суетное желание - поймать животное. Он даже не подумал, для чего ему она понадобилась. Просто захотелось, чтобы козочка была его, - и все! И он начал к ней подступать. И удивительно: козочка не побежала. Она медленно отошла от ручья. Дидим - за ней. Козочка остановится, поглядит своими невыразимо прекрасными глазами - и следует дальше, бесшумно и плавно перебирая копытцами. Завороженный Дидим плакал от счастья и никак не мог сообразить, куда он, собственно, направляется. Он не заметил, что солнце закатилось за гряду гор и сумерки стали обволакивать пустыню. А когда опомнился - не было его оазиса. Что за диво! Кругом одни пески - и козочка, удаляющаяся к горизонту. "Стой!" - закричал он в отчаянии. Козочка, испугавшись его голоса, бросилась бежать - и скрылась в одно мгновение. И тут, точно по волшебству, поднялся ветер, взметнулся песок и забросал его следы. Как Дидим ни искал свой оазис, он не нашел. Такое бывает только в дурном сне. Дидим взвыл: "Господи! Господи! Верую, верую, верую!" - все напрасно. Он не отыскал своего оазиса.

Утром он шел куда глаза глядят, солнце было нестерпимо жарким; от его яркого света начал слепнуть. Выбившись из сил, пал на горячий песок. На другой день его нашли караванщики, направляющиеся в Мемфис, и забрали с собой.

- Я долго потом размышлял, что со мной произошло и какая такая сила заставила меня вернуться в мир людей? Кому это понадобилось и для чего? Одно только могу сказать: это не могло быть просто так. Что-то должно случиться. Ты понимаешь меня?

Нофри неопределенно пожал плечами и улыбнулся.

- Всякое может быть. Если ты только говоришь правду.

- Клянусь Сераписом! - Дидим приложил правую руку к сердцу и пристально посмотрел в глаза Нофри.

- Когда-то ты гадал по полету птиц и другим различным явлениям, вот и растолкуй этот случай, что же с тобой произошло?

- Увы! Себе предсказать что-либо не в силах.

- Однако знаю и другое. - Нофри лукаво подмигнул своему старому приятелю. - Что ты мастер рассказывать всякие небылицы. Недаром причисляешь себя к роду славного Калисфена.

Дидим сделал обиженное лицо и хотел что-то сказать в свое оправдание; Нофри прервал его поднятой рукой.

- Что бы ни было, я, по старой дружбе, предоставлю тебе и кров, и хлеб, и чару вина. Эй, Секст, принеси нам выпить!

Дидим охотно поддержал его:

- И правильно сделаешь! Будь уверен, я смогу быть тебе полезен. Вот сейчас ты разговариваешь со мной, а сам думаешь о чем-то другом - хмуришь брови и в то же время как бы рассеян. Но ни слова! - Он поднял указательный палец: это был его характерный жест, когда требовал внимания от собеседника. - Тебя гложет какая-то забота. Я угадал?