- Хорошо, - проговорил Бабиджа и махнул рукой Ознобишину. - А теперь иди!
Глава восьмая
Касим отвел Михаила в самый конец двора. Там за лачугой, в которой Михаил провел несколько дней, неподалеку от каменной внешней ограды, располагалась землянка, крытая дерном. К ней вела тропа, прерываемая ямой. В склоне ямы прорыты полуобвалившиеся земляные ступеньки, спускающиеся к чернотой зияющему входу.
Михаил присел на корточки перед входом и заглянул внутрь. Тяжелый кисловатый запах непроветриваемого жилища и немытых человеческих тел заставил его отстраниться и с недоумением оглянуться на Касима. Тот стоял над ним на краю ямы - толстый, надменный. Движением руки он приказал Михаилу лезть туда, а сам, сплюнув с презрением, удалился.
Ознобишин посидел в нерешительности, не зная, что делать. В тусклом вечернем свете он едва различил двух человек, лежащих перед входом. Голова первого, вся заросшая волосами, поднялась на тонкой жилистой шее, и на него уставились два светлых круглых глаза.
- Чего боишься? Лезь давай! - раздалось вдруг, и хотя это прозвучало не слишком любезно, но родная речь так обрадовала его, что он радушно улыбнулся этому бедолаге, как своему близкому, и полез в землянку.
Множество ног в рваных портах, в какой-то немыслимой обувке, а то и совсем голые, поджались и образовали узкий проход между земляной стенкой и лежащими вповалку людьми. По этому проходу, на четвереньках, пробрался Михаил в самую глубь землянки, где было темно и душно. Он скоро притерпелся к запаху, присмотрелся к темноте и различил всех обитателей этой норы. Рядом с ним оказался очень худой, болезненного вида старик. Он спросил Михаила слабым дрожащим голосом:
- Откель ты, горемыка?
Михаил ответил, что он из Москвы.
- Эва! - отозвался кто-то. - Выходит, отовсюду понабрали. Москвитина нам только и не хватало.
Сосед Ознобишина пояснил:
- Тута нас, милай, со всей Руси будет. Вон Тереха из Смоленска. Иван из Суждаля. Я - рязанский, Вася - тоже рязанский. Из Ростова есть, из Владимира також. И из Пскова есть. Митрох, а Митрох?
- Ну шо тебе, дядя Кирила?
- Откель ты? Из Пскова али другого городка? Чтой-то я запамятовал.
- Это я из Пскова, - откликнулся другой голос. - А Митроха из Суждаля.
- Эко память проклятуща. Скоро и себя забудешь, - пробормотал дядя Кирила, повздыхал, поохал и сказал Михаилу: - Да ты ближе, ближе ко мне-то, больно тута сыро. А так-то потеплее будет тебе да мне. Как тебя? Михал? Двигайся, Михал!
Михаил послушался дядю Кирилу, прижался к его теплому боку и до жалости, до слез почувствовал, какой тот худой - каждая косточка в отдельности так и проступала сквозь ветхое рубище.
От входа раздался злой надтреснутый голос:
- Все здеся сдохнем, как собаки. Правду говорил Карась. Сдохнем!
- Не каркай зря-то, - ответил кто-то молодым приятным голосом, и Ознобишину подумалось, что это сказал не иначе как юноша. Он с любопытством прислушивался к разговору. Сердитый голос ответил:
- Ничо-о, и ты закаркаешь. Ты тута с полгода, поди, а я, почитай, уже третий годочек камушки таскаю. Вот потягаешь с мое, и поглядим, игде ты будешь - тута или тама, в могилке на яру, игде нашего брата черви любят.
- Хватит тебе, Тереха! - оборвал его ещё один голос, хриплый и глухой.
Неожиданно со двора, будто из-под земли, раздался глухой протяжный вопль.
- Вона! Легок на помине. Карась-то, - сказал Тереха.
В землянке сделалось тихо. Затаив дыхание, все прислушивались к тому, что делалось во дворе. Оттуда, однако, больше не доносилось ни малейшего звука.
- Что с ним такое? - спросил Михаил.
- А вот посиди с его в яме-то. Тогда и скажешь.
- Ох, и нудный ты мужик, Тереха! Прямо нудный, - отозвался дядя Кирила. - Что ж тута ругаться-то.
- Кто таков Карась? - шепотом спросил Михаил дядю Кирилу, и тот ответил, что Карась - тверской мужик, раб, как и они, уже месяц сидит в яме.
- Не видал нешто? Тута недалече, у оградки садовой.
А Тереха ядовито, с раздражением заметил:
- Все тама будем. Вот попомни мое слово. Сгнием заживо. Живьем.
- Язык-то без костей - вот и мелет, - спокойно заметил дядя Кирила, а потом сказал Михаилу: - Ты на него не серчай. Уж шибко он злой, Тереха-то. Всех, кто у него были, - мать, отца, жену, брата - свели в Орду. Тута все и пропали. Живы ли, мертвы ли - ничо не знает. А Карась в яме сидит за побег.
- Как так?
- А вот так, мил человек. Перво раз бежал - помали! Палками бока намяли, жива места не оставили. Другой раз бежал - до самой степу, почитай, добег, - помали.
Читать дальше