Виктор Кудинов: Неволя

На скамьях, вплотную приставленных к бревенчатой стене, сидело четверо мужчин: трое в мирской одежде, один в церковном облачении. Перед ними дубовый, добела скобленный стол, на нем - глиняное блюдо с мелкими солеными огурчиками, большой кувшин и деревянные ковши. Подле стола - мальчик-отрок, светловолосый и голубоглазый, в цветной рубахе, подпоясанной плетеным желтым ремешком.

Быстрым взглядом Михаил окинул всех присутствующих, пытаясь признать среди них князя. Священника в лиловой рясе и пожилого боярина он сперва оставил без внимания, выделив двух молодых. Один был по-юношески худощав и строен, с русой короткой бородкой и усами, с тонким длинным носом и ясными серыми глазами. Ознобишин каким-то внутренним чутьем определил, что это, должно быть, князь Владимир Андреевич Серпуховской, двоюродный брат великого князя. И это действительно был князь Владимир. Другой - крепкого сложения, широкоплечий и рослый, - Михаил заметил, как высоко поднимались колени его больших ног, - был великий князь Дмитрий Московский. В правой руке он держал деревянный ковш с квасом и с веселым любопытством поглядывал на Ознобишина. По всему было видно, что великий князь только что из бани: кожа рук и лица до белизны была чиста, на щеках играл румянец, а длинные русые волосы влажны и зачесаны назад.

Михаил низко поклонился, коснувшись рукой пола, и по-русски пожелал:

- С легким паром, великий князь!

- Спасибо! - ответил Дмитрий, приветливо улыбнувшись; его белые зубы блеснули в ореоле темно-русых усов и бороды.

Михаил поклонился священнику.

- Добрый день, владыко!

Священник легким наклоном красивой гордой головы ответил на приветствие Михаила. Это был Митяй, архимандрит Архангельского собора, духовник и печатник князя Московского; поговаривали, что он скоро станет митрополитом Всея Руси, но ему предстояла трудная и тяжелая борьба с другим претендентом на митрополию, болгарином Киприаном.

- Добрый день, славные князья! - поклонился Михаил князю Серпуховскому и пожилому боярину. Это был как раз тот боярин, которого Ознобишин видел на крыльце дворца распекавшим младших дружинников. Звали его Дмитрий Михайлович Волынский, первый воевода князя Дмитрия, участник всех войн, которые только имели москвичи со своими соседями за последние десять лет.

Князь Дмитрий заметил, какими глазами Ознобишин посмотрел на ковш с квасом и как быстро облизнул сохнувшие от волнения губы - движение, которое у него получилось совершенно произвольно.

- Не отведаешь ли кваса, полоняник? - предложил великий князь.

Михаил не стал отказываться.

- Охотно, великий князь.

Отрок поднес ковш, до краев наполненный темно-коричневым, пахнущим мятой напитком. Ознобишин принял ковш двумя руками за резную выгнутую ручку и под донышко и, роняя на грудь капли, прислонил к губам тонкий край ковша.

Все молча смотрели, как он пьет.

- Ох, хорош! - проговорил Михаил, отирая левым кулаком слегка намокшие усы.

- Еще? - спросил князь Дмитрий.

Михаил смущенно улыбнулся.

Отрок снова наполнил ковш.

- Стосковался, знать, по московскому квасу, - заметил архимандрит, тихонько смеясь и поигрывая княжеской печатью, висевшей на шее на кожаном ремешке, рядом с большим серебряным крестом искусной глубокой чеканки.

- Стосковался, владыко, - чистосердечно признался Ознобишин.

Глава пятьдесят четвертая

Великий князь спросил:

- Что сообщить нам можешь об ордынских делах? Что задумал Мамай супротив нас?

- Набег задумал. Как уезжал, готовились уже. Мурзу Бегича посылает с войском. Думаю, летом, как хлебам поспеть, объявится на Руси мурза.

- Об этом знаем. Ты подтверждаешь нами слышанное, - сказал князь спокойно, будто речь шла о чем-то незначительном. - И на том спасибо. Если двое-трое говорят об одном и том же, усомниться уже нельзя.

- Скажу еще, великий князь. Задумали в Орде тебя отравить. Кто возьмется за это поганое дело, пока сказать не могу. Но в ставке встречался я с одним попом, который с Вельяминовым приезжал. Так тот хвастал, што имеет злые коренья, от которых, говорил, князю сразу придет конец.

Архимандрит строго насупил густые, красивого изгиба брови, спросил:

- А каков собою этот поп?

- Собою толст, неряшлив и обжора страшный. Да и выпить тож не дурак.

- Знаю его. То - расстрига. Никольский поп Савелий. Известный супостат. Он на все гораздый.

- А ежели отрава не поможет, - продолжал Михаил, - будут ссорить тебя с князьями. А прежде с братом твоим, Володимиром Андреевичем.